Николай Гейнце - В тине адвокатуры

— Захватите и прошение, но вам, конечно, неудобно, если оно будет подано тотчас же; вероятно вам необходимо известное время на устройство дел?

— Пожалуй что так… Вы читаете чужие мысли… — улыбнулся Николай Леопольдович.

— Это для нас с вами, относительно друг друга, наука не трудная, — фамильярно потрепал он его по плечу.

— Надеюсь, мы будем друзьями?! — подал он ему свою руку.

— Всеконечно! — радостно произнес Гиршфельд, крепко пожимая громадную руку Владислава Казимировича.

— Прошение будет подписано графиней, а вы уведомите меня, когда наступит удобное для вас время для его подачи. Я отправлю его почтою…

Новые знакомые и будущие друзья расстались. На другой день Николай Леопольдович доставил главноуправляющему графини Завадской, как условленную, или лучше сказать потребованную им сумму, так и прошение от имени графини Варвары Павловны, в котором она ходатайствовала о назначении над родным племянником ее князем Владимиром Александровичем Шестовым опеки за расточительность и просила о назначении опекуна, лично ей известного, отставного поручика Александра Алексеевича Князева, к которому питает полное доверие — сама же лично она не принимала на себя опеку над племянником лишь за преклонностью лет. Побеседовав по душе и условившись в подробностях дела, Гиршфельд и Савицкий расстались совершенно довольные друг другом. План Николая Леопольдовича, таким образом, в своем главном основании удался, хотя и с непредвиденным им крупным расходом.

— Что ж, не за мой счет отдал я эти деньги, а за счет его сиятельства! — утешил себя он.

Подачу прошения, вскоре, как обещал Владислав Казимирович, подписанного графиней, пришлось, впрочем, отложить на неопределенное время, так как через несколько дней после его подписания с Николаем Леопольдовичем случился совершенно, как мы видели, неожиданный для него инцидент, а именно, вступление его в брак со Стефанией Павловной Сироткиной. Молодые после свадьбы, как мы уже знаем, решили переехать на постоянное жительство в Петербург. Перед отъездом Гиршфельд условился с Савицким, что накануне дня, когда прошение должно быть отправлено почтою из Москвы, он пришлет ему телеграмму, в которой будет одно слово: «посылайте».

Князь Владимир пришел в восторг при получении им еще из Москвы известия о предстоящем переезде на постоянное жительство в Петербург его прежнего учителя, поверенного и друга Гиршфельда, он встретил его на вокзале, засыпал вопросами, а более всего рассказами о своем житье-бытье в Петербурге, о своем романе и о его героине. Он не спросил только ничего о той фразе письма, которым Николай Леопольдович извещал его о намерении перенести свою адвокатскую деятельность в Петербург, а эта фраза была следующая: «одной из причин, побуждающих меня принять это решение, да пожалуй и главной, служить весьма и весьма шаткое положение ваших дел». Князь Шестов не обратил на нее никакого внимания, да вероятно не совсем и понял. Ему было не до того. Муж Агнессы Михайловны уехал из Петербурга, и хотя она по-прежнему обставляла их свидания разными предосторожностями, но все же соблаговолила назначать их чаще и они были продолжительнее. Владимир в это время находился на седьмом небе.

— Когда мы заживем под одной кровлей, я буду целые дни смотреть в эти чудные глазки, чтобы прочесть каждое твое желание, каждый твой каприз… Прочесть и исполнить, — страстно шептал он ей.

— Никогда! — обыкновенно отвечала она.

— Но почему же?

— Что скажут мои родные, что скажет свет?

— Что такое родные, свет! Ведь живет же так добрая треть Петербурга.

— И пусть, но я так жить не буду! — отрезывала она тоном, прекращающим дальнейшие рассуждения.

Он умолкал, порывисто привлекая ее в свои объятия:

— Радость моя, делай, что хочешь, я твой раб, послушный и верный до гроба!

Она снисходительно улыбалась. Петля на шее князя все более и более затягивалась.

Николай Леопольдович не только сочувственно выслушал все рассказы и пересказы своего молодого друга, но даже подал несколько практических советов.

— Не надо никогда показывать любимой женщине, что она всецело владеет вами, женщины — властительницы всегда капризные тираны. Попробуйте потребовать от нее этой жертвы, поставьте условия, покажите, что вы мужчина. Если она любит, то несомненно сдастся, — докторальным тоном сказал он.

— О, нет, этим с ней ничего не поделаешь — у нее характер, железный характер. Вы не знаете ее!

— Надеюсь узнаю — не скроете.

Князь Владимир ухватился за эту мысль и стал просить Гиршфельда поехать с ним к Боровиковым. Тот охотно согласился.

— Вот погодите, устроюсь в Питере и первый визит к ним!

Князь, в порыве восторга и благодарности, бросился обнимать его.

— Вы ее узнаете, оцените и поймете, как я неизмеримо счастлив, любя ее и будучи любим ею, — торопливо бормотал он.

Дружеское «ты», которое они говорили друг другу, когда князь был еще мальчиком, с летами забылось.

Появление вместе с Гиршфельдом в роли его жены бывшей камеристки княгини Стеши — ныне Стефании Павловны — сперва поразило Владимира Александровича, но вскоре он нашел оправдание Николаю Леопольдовичу.

— Значит он ее любит.

Этим князь, любивший сам, как ему, по крайней мере, казалось, до безумия, объяснил себе все и стал относиться к г-же Гиршфельд с утонченно-почтительным уважением.

Семья Боровиковых и все завсегдатаи их квартиры, бывшие в полном сборе при первом посещении Гиршфельда, посещении, о котором за несколько дней предуведомил Шестов, были положительно восхищены Николаем Леопольдовичем и долго на разные лады восхваляли его ум, манеры, наружность.

— Красивый мужчина! — подала свой голос Марья Викентьевна.

— Умен, могу сказать умен! — решил «дедушка» Милашевич.

— Сейчас видно честного человека, со спокойною совестью! — изрек скорый на приговоры Охотников.

Наблюдательный Гиршфельд тоже остался очень доволен новым знакомством, но совершенно в ином смысле.

«Дока на доке, докой погоняет!» — думал он, припоминая виденные им новые лица.

«И маменьке, и старшей дочке пальца в рот не клади — откусят! — продолжал он далее варьировать свою мысль. — В крепкие сети попался его сиятельство!»

Мысль его перенеслась на молодого князя.

«Надо помочь любящим сердцем — сослужить службу и тем, и другим — весь этот люд может очень и очень пригодиться».

Николай Леопольдович чутьем провидел возможность создать из окружающих Шестова лиц верных себе сподвижников. Он, как мы увидим, и не ошибся.

В виду таких соображений, Гиршфельд поспешил познакомить с Боровиковыми свою жену, и Михайловна вскоре сделалась ее задушевной приятельницей. Почти ежедневно бывала она у Стефании Павловны, куда неукоснительно являлся Шестов. Стеша, по приказанию Николая Леопольдовича, часто и подолгу оставляла их одних, извиняясь хозяйственными распоряжениями и наблюдением за детьми. Гиршфельд не преминул вскользь намекнуть князю, что он это устраивает для него, и тот был преисполнен благодарности. Вскоре Николаю Леопольдовичу пришлось оказать ему еще большую услугу. Агнесса Михайловна почувствовала себя в интересном положении. Она казалась в отчаянии, между тем как Шестов торжествовал.