Марина Крамер - Crime story № 10 (сборник)

– Я обещала вам чай. Какой вы пьете?

Граф обычно пил крепкий чай с сахаром, шесть ложек на кружку. Он ей так и сказал. А она посмотрела на него с жалостью и кивнула, похоже, каким-то своим мыслям.

– Подождите минуточку, – сказала она и ушла куда-то по коридору.

Он пошел за ней, ему не хотелось сидеть в одиночестве. И глядя, как она колдует над заварником, он стал приставать к ней с вопросами:

– Слушай, а давай ты мне все расскажешь, а? Я же вижу, у тебя какие-то проблемы. Я могу помочь, правда.

– Спасибо, но на самом деле я могу справиться сама, – покачала она головой.

И тут опять зазвонил телефон. Мелисса его опередила. И Граф уставился ей в лицо.

– Лиса, детка, мне не нравится твой новый знакомый, – сказал отец. – Ты так расстроила маму, что она даже разговаривать с тобой не хочет! Мы считаем, что он тебе не пара, пусть он немедленно уйдет из нашего дома…

Мелисса закусила губу и аккуратно повесила трубку. За спиной засвистел чайник, она вздрогнула всем телом и заплакала. Графу приходилось видеть плачущих женщин. Его мать выла и причитала, сморкаясь в передник, его сожительница, на которой он так и не женился, рыдала, размазывая по щекам тушь. Эта плакала беззвучно, из широко распахнутых глаз просто одна за другой бежали слезы, и она их даже не вытирала.

– Олег, я передумала. Мне действительно нужна помощь. Выслушайте меня для начала. И если вы скажете, что это бред, я просто поеду к психиатру.

Интересное начало, подумал Граф.

– Три года назад мои родители и муж погибли в автокатастрофе. В тот же год ушли и бабушка с дедушкой. Я осталась одна. У нас с мужем был бизнес, который требовал очень много сил и времени. И я вся ушла с головой в работу. Я не общалась ни с кем, кроме родственников, и жила очень замкнуто. И, видимо, это сказалось на моей психике. У меня начались галлюцинации…

При этих словах она тревожно посмотрела ему в лицо. У Графа свело челюсть. Она была такой красивой, что он едва сдерживался, чтобы снова не полезть к ней с поцелуями. Ее губы, такие мягкие, сочные, чуть припухшие от слез…

– Какие галлюцинации? – хрипло спросил он.

– После смерти родных я часто видела их во сне, разговаривала с ними, а потом они как будто снова вернулись домой. Сначала вещи стали исчезать и появляться в других местах, потом пришло письмо от папы, которое он мне прислал, когда ездил в Польшу. А еще, мне приснилось, что бабушка испекла свой фирменный «Рыжик». Приезжаю домой с работы, а торт на столе стоит, я его спрятала в холодильник, проснулась утром, а никакого торта нет. Дальше хуже, они стали мне звонить и что-то требовать. И если я не выполняю их просьб, они начинают пакостничать, то вещи разбросают, то картины со стен посрывают. Я уже и в церквях службы за упокой их душ заказывала, и квартиру освятила. Даже к экстрасенсу съездила. Я переехала за город, неделю прожила спокойно. А потом и там началось…

Она судорожно вздохнула. И наконец посмотрела ему в лицо.

– Ты веришь в мистику? – спросил он.

– Я стала верить во все это, иначе надо признать, что я свихнулась.

– Они звонят только на домашний или на сотовый тоже?

– И туда, и туда.

– И чего хотят?

– Сейчас, например, чтобы я выпроводила тебя из квартиры.

– Ну, это-то понятно, – ухмыльнулся он.

Он покопался в ее мобильнике. Последний звонок с того света шел с закрытого номера. Граф позвонил кому-то и просил пробить этот номер.

– И заодно пробей того, на кого зарегистрирована симка, – велел он.

С письмом все было просто, его вторично заклеили и бросили в почтовый ящик, на штампах стояла давнишняя дата отправки. Затем он осмотрел дверь: следов взлома не наблюдалось. Значит, тот, кто приходил сюда с тортиками, а потом безобразничал в отсутствие хозяйки, имеет собственный ключ.

– Нет, ключей от квартиры ни у кого нет, – покачала головой Мелисса. – Все комплекты вон в шкафу лежат. Увы, Олег, это не чьи-то там шуточки. Это действительно необъяснимые и страшные вещи. Это длится полгода! Меня на самом деле преследуют призраки! Иногда мне кажется, что я не выдержу и сойду с ума. Я не готовлю в квартире, потому что в мое рагу однажды высыпали пачку соли, а в суп бросили тапки.

И она рассказала, что ее умершие родственники совершенно распоясались в последнее время. Они стали будить ее по ночам звонками, и у каждого было свое мнение на тот счет, как ей следует жить. Мама не хотела, чтобы она носила ее украшения, отец требовал, чтобы она поддерживала отношения с его братом и кузинами. Муж желал, чтобы она уволила старшего менеджера, который оказывает ей внимание. Дедушка с бабушкой настаивали, чтобы она продала квартиру и переехала жить за город.

– Понимаешь, я уже не знаю, что делать. Я ни с кем не могу этим поделиться! Любой решит, что я чокнутая, – в отчаянии жаловалась Мелисса Графу. – Примерно через пару недель, когда это все только началось, ко мне приехали кузины, и я им все выложила. Представляешь, я пошла в ванную и обнаружила надпись на зеркале: «Передай от меня привет племянницам». Проще было им все рассказать. И я рассказала, и надпись показала. Только девчонки не поверили.

– Высмеяли тебя? – спросил Граф.

– Да нет, что ты. Они мне до сих пор в лицо ничего не говорят, но уверены, что я сама все это проделываю. С того дня они стали ко мне заезжать сначала почти каждый день. А потом и вовсе поселились за городом, мы практически одновременно туда переехали. Потому что я одна не справлялась.

– С чем?

– С ситуацией. Понимаешь, сестры очень за меня переживают. Они звонят, беспокоятся, еду готовят, убирают, носятся со мной как с писаной торбой. Но я же вижу эти взгляды, и перешептывания, и переглядывания. Однажды я случайно услышала, как Кира говорила сестре, что их долг – не оставлять меня в беде. Я, конечно, понимаю, что они так поступают из лучших побуждений, но они разговаривают со мной, как с душевнобольной. Это ужасно!

Граф смотрел на нее. И думал, что ужасно будет, если он прямо с ходу потащит ее в койку. А так хотелось! Так хотелось! Как школяру при виде смазливой учительницы. И тогда он решил, что пойдет более длинным путем, не будет сразу ее хватать и тащить, а проявит хитрость и изворотливость.

Сначала он повез ее в ресторан и буквально заставил выпить граммов двести коньячку. Она к тому моменту совершенно расслабилась, видя, что он не падает в обморок от ее рассказов и не вызывает ребят со смирительными рубашками. Коньяк пила неохотно, но все же пила. Потом они прошлись немного «по свежему воздуху», буквально до ближайшего бара, где и продолжили разогрев организма.

Граф однозначно понял, что это его женщина – и что он ее в обиду никому не даст. Потому что таких женщин в природе не существует. То, что она говорила, и, главное, как это делала, сводило его с ума. Он сидел и прикидывал, что лучше – заманить ее к себе или напроситься к ней. Пришел к выводу, что к нему она не поедет даже под страхом смертной казни. А как к ней прорваться, не знал.