Андре Нортон - ЧИХНЁШЬ В ВОСКРЕСЕНЬЕ...

Какая она хорошая, подумала Фредерика, и как много она страдала. Ей хотелось найти нужные слова, тем не менее она ничего не могла сказать. Но потом нужные слова полились потоком:

— Тэйн и Питер говорили мне, что с Роджером всё будет в порядке, и что у него есть всё необходимое для вас.

Миссис Саттон улыбнулась, и впервые лицо её приоб­рело счастливое выражение. Но тут же это выражение исчезло, и женщина быстро проговорила:

— Я пригласила вас не для того, чтобы вы меня утешали. Напротив, я хотела извиниться за то, что сдела­ла с вами моя семья. Не думаю, чтобы Филиппина намеревалась... я хочу сказать... О, Боже! Мне очень жаль, Фредерика. Как только выздоровею и восстановлю силы, постараюсь возместить вам...

Фредерика встала и неловко подошла к постели. Нак­лонилась и легко поцеловала мягкую щёку.

— Я знаю, что вы этого хотите. Но не нужно. Я счастлива в Южном Саттоне. Наверно, нигде бы не была так счастлива... — и поторопилась прибавить: — Кроме всего прочего, я узнала вас, а это хорошо.

Маргарет Саттон не пыталась отвечать. Она устало улыбнулась, отвернулась на подушке и закрыла глаза. Фредерика нащупала свой костыль и как можно тише пошла к двери. Но, подойдя к ней, повернулась и увиде­ла, что старая женщина на кровати открыла глаза и снова улыбается.

— Фредерика, — твёрдо сказала она, — если Питер ещё не отдал вам послание из моего букета, то наверняка отдаст. Вот увидите. И... — она помолчала, — прислу­шайтесь к совету послания.

Возвращаясь к себе в палату, Фредерика тоже улыба­лась. Она совсем забыла про букет с ярмарки.

— Что смешного? — спросил Питер, вставая с её единственного стула. — И где вы были?

— Навещала Маргарет Саттон, а шутка личная — пока.

— Вы забыли, я ищейка. Невозможно сохранить что-то в тайне от П. Мохана, ловца шпионов. Пусть это послужит для вас предупреждением.

На пути из больницы Питер серьёзно спросил:

— Как Маргарет?

— Всё в порядке, мне кажется. Я восхищаюсь ею, Питер.

— У вас есть причины, — он немного помолчал и продолжил медленнее: — Я думаю, она с самого начала знала о Филиппине и простила ей убийство Кэтрин, собственной дочери. Но Маргарет верит в человеческое добро и не понимает, что может случиться, когда люди становятся убийцами.

— Если это правда, она должна винить себя в смерти Марджи. И из-за меня она тоже расстроена.

— Ну, что ж, даже в её возрасте нужно жить и учиться.

— Но мне не хотелось бы, чтобы она перестала верить во врождённую доброту.

— Я думаю, кое в чём эта вера даже усилится.

— Да. Я понимаю, о чём вы, — тихо сказала Фредери­ка. — Тень усиливает свет. Но цена высока.

— Да. Слишком высока, — ответил Питер и потом, словно захотел сменить тему, спросил: — Вам понрави­лись мои «убийства»?

— Не так, как я надеялась. Я изменилась, Питер.

— И вы мне это говорите? — рассмеялся Питер. — Ну, ладно, но вы ещё ни слова не сказали о моём новеньком форде.

— О, Питер. Он прекрасен. Я... я просто не думала.

— Я вас прощаю.

Он остановил машину, и, прежде чем выходить, потре­пал Фредерику по колену. И рассмеялся.

— Я очень доволен вами, Фредерика. Не только пото­му, что вы пришли в себя. Вы выросли. Или, может, лучше сказать — вросли?

Он помог ей выйти из машины, потом взял здоровую руку, будто бы для того, чтобы помочь, и они вместе пошли по тропе к магазину.

За ужином началась гроза.

— Никак не могу решить, в какую погоду вид из нашего окна лучше, Конни, — не удержался от хвастов­ства Тэйн. — Сейчас красиво, но как задник к «Макбету», а с меня подобного хватит. Летний день лучше, особенно на закате.

— А я не скоро забуду летнюю ночь и звёзды, — сказала Фредерика.

— Перестаньте болтать, — рассмеялся Питер. — Еслибы у нас был диктофон и вы могли бы прослушать, что говорите, то наверняка решили бы, что это страница одной из ваших «царапающих женщин», Фредерика, — допустим, миссис Е. Д. Е. Н. Саутворт.

— О, Питер, вы просто зверь, — заявила Конни, вставая и собирая тарелки. — Вам этот дом нравится так же, как и нам. В сущности вы ревнуете. К тому же вы не можете дождаться выступления Шерлока Холмса. Конец главы и всё прочее.

— Как вы проницательны, моя дорогая Конни. Но чтобы показать вам, что я железный человек, я вначале вымою посуду.

— Вымойте — это ваше наказание.

Они вместе ушли на кухню, а Тэйн и Фредерика смотрели, как уходит гроза и одна за другой появляются звёзды.

— Мне здесь нравится, — просто сказала Фредерика.

— Вы имеете в виду наш дом или весь Южный Саттон, лежащий перед вами?

— И то и другое, — быстро ответила Фредерика.

— И не собираетесь убегать от нас, несмотря на всё случившееся?

— Нет. О, нет. Пока не буду вынуждена. И не позабыв случившееся — скорее благодаря ему, — ответила Фреде­рика, вспоминая свой сегодняшний разговор с Питером.

Тэйн не ответил. Он зажёг сигарету для Фредерики, потом раскурил свою трубку, и они молча курили, пока не вернулись Конни и Питер.

— Пора, — объявил Питер.

— Речь, речь, — продекламировал Тэйн, не вынимая трубки из зубов.

— На самом деле это ваше шоу, Кэри, — сказал Питер нерешительно.

Тэйн наконец вынул трубку и откинулся в кресле.

— Я понимаю, что после этой небольшой уступки вашей совести, Питер, я должен поклониться и отсту­пить. И так и сделаю — со временем — но вначале сообщу вам кое-какую информацию. Я только что полу­чил отчёт химиков о креме для лица. Как вы и догадывались, крем начинён прекрасным растительным ядом — цикутой, которую иногда ошибочно называют диким пастернаком. Яд проникает сквозь кожу и может быть смертельным, если кожа повреждена. А у Марджи она была повреждена, и не в одном месте. Бедная девоч­ка, — он замолчал, потом добавил, пытаясь говорить бодрее: — А теперь полицейский уступает место Шерлоку Холмсу. Вместо представления скажу ещё вот что. Я помню, как рассказывал Фредерике, что когда-нибудь напишу книгу о загадочном убийстве. Теперь я не так в этом уверен. Вероятно, займусь живописью, — и Тэйн снова откинулся в кресле, добавив: — Можете занимать трибуну, только не забудьте, что я чувствительный чело­век, хоть и начальник полиции. Всё, что вы говорите, может быть использовано против вас.

— Ладно, ладно. Все получат своё. Начну с того места, где остановился, когда меня так грубо прервали. Этот случай — преступление семейное, и чтобы понять, поче­му Филиппина убила Кетрин Клей, нам придётся вернуться в 1945 год. Вероятно, здесь следует сказать, что моё посещение Вашингтона дало мне необходимую информа­цию о предшестующих событиях. А в Вашингтон я улетел, потому что Кэтрин Клей получила несколько писем из Франции, включая то, что пришло после её смерти и не дошло до миссис Саттон, потому что его забрала Филип­пина; она взяла его у Марджи, которая взяла у Криса в книжном магазине. Из того, что я установил, стало очевидно — к счастью, Крис сохранил в своей коллекции старые конверты, на которых стоял адрес французской юридической конторы, — что Кэтрин Клей узнала фак­ты, которые я вам сообщу, и шантажировала свою предполагаемую двоюродную сестру.