Эрл Гарднер - Дело немого партнера

- Полиция?

- Нет. Они закончили все прошлой ночью, вернее, сегодня рано утром.

- Здесь убираются?

- Только раз в неделю. Она сама следит за своей квартирой, за исключением регулярных уборок в конце недели.

- Когда должна быть следующая?

- Не раньше субботы.

- Большое вам спасибо. Я передам мисс Дилмейер, как вы мне помогли.

Он вышел на улицу с чемоданом в руке, бросил его на заднее сиденье машины и сказал Делле:

- Что ж, похоже, мне придется прокатиться в больницу. В больницу он приехал в двадцать минут шестого. Доктор Уиллмонт был уже на месте.

- Больная еще здесь?- спросил Мейсон.

- Больная,- ответил доктор Уиллмонт,- еще здесь. Минут сорок назад она проснулась, и, хотя чувствует себя пока не очень уверенно, сознание ее быстро проясняется.

- Полиция уже знает?

- Нет еще.

- Но, я полагаю, они распорядились, чтобы их немедленно известили, как только...

- Верно. А я распорядился так, что о состоянии пациентки известить следует прежде всего меня, что никакая информация не должна выдаваться кому бы то ни было без моего ведома и что ни один посетитель не может быть к ней допущен, пока я лично ее не осмотрю. Здесь больница, и распоряжается здесь только врач.

- Что ж, это очень славно. Насколько крупные неприятности я вам доставлю, если проскользну к ней в палату и побеседую с ней до прихода полиции?

- Вы доставите мне огромные неприятности,- резко ответил доктор Уиллмонт.- И вы сами это прекрасно знаете. Это поставит в ложное положение меня и отразится на репутации больницы. В определенных пределах я могу пренебречь полицейскими инструкциями, но в этом случае я лично беру на себя всю ответственность и руководствуюсь исключительно заботой о здоровье пациента.

- Я глубоко уважаю вашу принципиальность и вашу профессиональную этику, доктор,- улыбнулся Мейсон.- Но послушайте, вы знаете всю механику работы больницы, я - нет. Как бы поговорить с Эстер Дилмейер раньше полиции, чтобы не ставить вас в ложное положение?

- Вам придется сделать это без моего ведома,- туг же ответил доктор Уиллмонт.

- И так, чтобы об этом не узнала дежурная сестра?

- Совершенно верно.

- И, насколько я понимаю, вы оставили персоналу абсолютно недвусмысленные инструкции, что ничего подобного не должно произойти.

- Вы опять правы. Мейсон закурил.

- Я вскоре вызову дежурную сестру к себе, чтобы ознакомиться с графиком изменения температуры и давления крови больной. Больная находится в палате номер 319. Затем я пошлю сестру в фармацевтическое отделение, чтобы получить там назначенные лекарства. Лекарства будут таковы, что их изготовление займет некоторое время. Сожалею, но я не могу допустить вас к больной. Это абсолютно исключается, пройдите сюда, пожалуйста.

Он взял Мейсона под руку, подвел его к столику, за которым сидела сестра, и обратился к ней:

- Ни один посетитель ни при каких обстоятельствах не может быть допущен к мисс Дилмейер, пока с ней не побеседуют люди из полиции. Полиция будет говорить с ней только тогда, когда я дам на это свое разрешение.

- Я так и поняла вас, доктор,- ответила женщина.

- Сожалею, мистер Мейсон,- произнес доктор Уиллмонт, поворачиваясь к адвокату,- но вы сами видите...

- Благодарю вас, доктор. Я понимаю вашу позицию. Не скажете ли вы мне, когда я смогу ее повидать?

Уиллмонт сухо и решительно покачал головой:

- Ничего не могу вам сказать на этот счет, сэр. Я выступаю в этом деле только как врач. В ту минуту, когда ей будет разрешено видеть вообще кого-нибудь, я извещу об этом полицию. С того момента, если ее здоровье не будет под угрозой, я никоим образом не смогу определять, кто и когда должен с ней встречаться. Все это будет находиться целиком в ведении властей. До свидания, мистер Мейсон.

- До свидания, доктор,- попрощался Мейсон, поворачиваясь к двери.

Доктор Уиллмонт быстрыми упругими шагами пошел к лифту. Мейсон направился к выходу, по пути свернул в телефонную будку, дождался, пока сестра за столиком отвернулась, вскочил в лифт, поднялся на третий этаж и нашел палату, в которой лежала Эстер Дилмейер. Не задерживаясь, он прошел мимо и остановился в конце коридора. Увидев, как из палаты вышла сестра с папкой в руке, он вернулся, толкнул качающиеся двери и вошел.

Эстер Дилмейер сидела на кровати, осторожно потягивая горячий кофе. Она подняла на него глаза и сказала:

- Хэлло.

- Как вы себя чувствуете?- спросил Мейсон, подходя и усаживаясь на край кровати.

- Точно еще не знаю. А вы кто?

- Мое имя Мейсон.

- Перри Мейсон?- Да.

- Кажется, я ваша должница. Насколько я понимаю, вы спасли мне жизнь.

- Я сделал все, что было в моих силах.

- Пришлось вам попотеть, пока разыскали меня.

- Да, пожалуй.

- Уф-ф. Горячий кофе - это просто сказка. У меня сейчас такое чувство, будто я выспалась на много лет вперед.

- Кто мог послать вам эти конфеты?- спросил Мейсон. Она замолчала в нерешительности.

- Смелее,- ободрил ее Мейсон.

- Ну, я подумала, это... то есть я никого не обвиняю, о...

- Продолжайте.

- Ну, я повстречала одну молодую женщину, которая показалась мне такой серьезной и правильной, если вы понимаете, что я хочу сказать.

- Это была мисс Фолкнер?

- Да, это была мисс Фолкнер. Она владелица "Фолкнер Флауэр Шопс".

- Я знаю.

- Так вот, она сказала, что к моему платью очень пойдут орхидеи, и прислала мне несколько штук.

- И затем?

- Видите ли, к тому времени я решила, что мне уже порядком надоела вся эта чехарда и нужно уходить из заведения. Я работала в "Золотом роге". В мою обязанность входило помогать мужчинам приятно проводить время, но, как вы знаете, платили мне не за то, что я помогала им забыть о скаредности и показать широту души, на чем и зарабатывают владельцы клуба.

Мейсон кивнул.

- Я отправилась домой, и чуть не вслед за мной посыльный принес коробку конфет. Я открыла их. Внутри лежала точно такая же карточка, как и в посылке с орхидеями.

- И почерк был тот же?- поинтересовался Мейсон.

- Я особенно не разглядывала, но выглядела она точно так же: и инициалы и текст.

- Что вы сделали потом?

- Шоколадные конфеты я люблю больше всего на свете,- сказала она, улыбнувшись.- Настроение у меня было скверное, и я поехала в город.

- А потом?

- Потом я почувствовала, что у меня все плывет перед глазами. Поначалу я просто решила, что устала и хочу спать, но в час я должна была бы прийти к вам в контору, поэтому понимала, что спать мне нельзя. Если бы не договоренность о встрече, я, скорее всего, забралась бы в постель, ничего не подозревая, но так я изо всех сил пыталась бороться со сном. А потом вдруг я поняла, что это не усталость и не сон. Меня отравили. Жутко вспомнить, что я пережила, пытаясь не выключиться и успеть поговорить с вами по телефону. Вашего голоса я совсем не помню. Я пыталась сказать что-то, засыпала на полуслове, потоки ужасным усилием воли заставляла себя открыть глаза и закрывала их снова. Чувство было такое, что наш разговор длится века и никогда не кончится.