Анна Данилова - Алый шар луны

– Лев Борисович, может, я пойду?

– Ну, никак не ожидал я от Лариски такого… Пригласить человека и не предупредить меня, о чем, вернее, о ком пойдет речь!

– Простите меня… Просто так получилось, что я оказалась как бы втянута в эту историю. Меня и Володя ругал, меня вообще все ругали…

– Володя – это у нас кто?

– Володя Пухов – мой муж…

– Володька Пухов?! Следователь?! – оживился Лев Борисович, у него даже глаза заблестели. – Ладно… Успокойтесь. Раз уж вы здесь и раз уж пошел разговор о Грише… Хорошо. Я расскажу о Надежде. Она полюбила Гришу. Его невозможно было не любить! А общая беда, все эти испытания очень сблизили их. Но после его смерти она уехала во Владимир. У нее же там тетка живет.

– Жила, – поправила я его.

– Как?

– Тамара Петровна умерла год тому назад.

– Надо же… Я не знал. И что же? Может, вы побольше моего знаете о Наде?

– Нет. Я вообще ничего о ней не знаю. Могу только предположить, что она живет сейчас в теткиной квартире, во Владимире. Вероятно, на днях мы туда и заглянем…

Меня так и подмывало рассказать ему о том, что завтра приезжает мать Нади, но я и на этот раз промолчала – подумала, что Абрамов может после моего ухода позвонить Наде и предупредить ее о нашем визите, о том, что мы собираемся подойти на Курский вокзал завтра к десяти, чтобы увидеть, кто же встретит ее мать.

– Понимаете, мне нужны детали… – сгорая от стыда, проговорила я.

– А любовь? Разве это не деталь? – усталым голосом проговорил Абрамов. – Они так любили друг друга…

– Неужели вам все равно, где она живет, с кем, может, она болеет?..

– Болеет? Да, у нее почки болят. Она сильно застудила их там, в поезде, в ночь Гришиного побега.

– Ведь если вы были так привязаны к Григорию, то почему же так равнодушны к судьбе девушки, которую он полюбил? – продолжала гундосить я. – А что, если она была беременна от него?

– Она бы позвонила мне, – нахмурил брови Лев Борисович.

В эту минуту дверь отворилась, влетел большой красный мяч, потом еще один, синий, затем в кухню вбежали дети – девочка и мальчик, принялись гонять мячи.

– Лева! Извини! Эй, малышня, марш к себе, не мешайте папе! – Светлана пыталась подобрать мячи, катающиеся по полу, я кинулась ей помогать, вместе мы собрали их, и я, извинившись перед Абрамовым и как-то скомканно с ним распрощавшись, решила пред уходом немного поиграть с его детьми.

– Они хотят в футбол, но с двумя мячами, представляете! – объяснила мне Светлана, хохоча и пытаясь играть мячиками.

Мы носились по гостиной, залетали в спальню, в кабинет, в детскую…

Как же мне захотелось тогда иметь своих собственных детей. Двоих, троих… Чтобы – весело, чтобы мы были все вместе!

…Об этом я сказала Володе ночью, заглянув к нему в комнату, где он увлеченно работал за компьютером.

– Полина?! Ты это серьезно или шутишь? – Он даже повернулся, чтобы посмотреть на меня.

– У них такая прелестная семья! И жена, Светлана, и детишки…

– Ты сегодня словно воды в рот набрала. Приехала такая вся задумчивая, загадочная… Рассказывай, что тебе наговорил Абрамов? Послушай: и стоило же нам обращаться за помощью к Ларисе, когда я вспомнил, кто такой Абрамов Левка – мы же с ним вели общие дела! Очень порядочный человек, просто человек с большой буквы… и он при этом необычайно скромен. Ну, так что, Поля? – Володя оторвался от компьютера и обнял меня. – Мы идем завтра ловить твою Агренич?

– Нет, – я замотала головой.

– Как это, почему? Передумала?

– Зачем? Абрамов посоветовал мне сочинить свою концовку…

– И ты ее уже придумала?

– Нет, этого не требуется. Она уже есть, понимаешь?

– Снова загадки! Полина, очнись уже от своих фантазий… Что с тобой сегодня?

– Я счастлива, понимаешь? Просто счастлива! У меня есть ты, мы еще молоды, здоровы и можем иметь детей…

– Ладно, не хочешь – не говори.

– Я знаю, я все знаю – кто встретит завтра Веру Петровну Агренич! – зашептала я ему на ухо.

– Знаешь? И кто же?..

Я обняла Володю и подумала, что в моем романе мы с ним непременно отправились бы на Курский и стояли бы там в стороночке, наблюдая за тем, как из вагона выйдет Вера Петровна и как бросится ей навстречу ее единственная дочь. Это – в романе. А в реальной жизни пусть все остается, как есть. Они должны встретиться без свидетелей… Мать и дочь.

– Поля, Полина, ты почему плачешь? Ну же!

Володя усадил меня к себе на колени; я сидела, обняв его шею руками, и не могла из-за сбившегося дыхания рассказать ему о том, что в детской комнате в квартире Абрамова висит копия ренуаровского портрета маленькой Жюли Мане с кошкой и что она – точная копия разрумянившейся девочки, весело бегавшей за мячом. А в его кабинете имеется копия портрета дочери Берты Моризо и Эжена Мане, уже взрослой девушки, красавицы Жюли, с распущенными волосами. Без кошки. Я встречала этот портрет в Интернете, когда искала другой, детский… И изображенная на нем девушка удивительным образом похожа на Левину жену.

И что деток их зовут Гриша и Верочка. Мальчика так назвали в честь его отца, Григория Флорского, а Верочку – в честь бабушки.

– Она живет по другим документам, ее теперь зовут Света… – говорила я, глотая слезы. – И я ее нашла, нашла! Конечно, она изменилась, располнела и ждет уже третьего ребенка… Уверяю тебя, она в хороших руках, и Леву Абрамова, как мне показалось, она любит, любит! Может, не так, как она любила Егора, а потом Григория Флорского, но любовь, она же… разная… И у них прекрасные дети.

– Кто же живет во Владимире?

– А никто! Думаю, Надя приезжает туда поливать цветы или просто присматривает за квартирой.

– И там ее зовут Олей?

Я пожала плечами:

– Вероятно. Да и какое это сейчас имеет значение?

Я вернулась в спальню, открыла ноутбук, выставила новый файл – «Мадемуазель Жюли Мане с кошкой» – дежурное название моего будущего романа.

Господи, как же хорошо, что я пишу криминальные романы! Предчувствие большой, интересной работы охватило меня. Я была приятно взбудоражена, мысли мои едва поспевали за быстрыми пальцами, слух ласкало мягкое пощелкивание клавиш.

«Чтобы отправиться в далекое путешествие из Москвы в Сургут, нужна весомая причина…»