Анна Данилова - Черника на снегу

– А если ты беременна?

– Не думаю… Кроме Миши, у меня никого не было. Никогда. Марк, ну же! Пока не пришел Ильин…

Она подошла к нему совсем близко, и он обнял ее, почувствовал, что она вся дрожит. Маленькая хрупкая Маша, во всем черном. Прозрачная черная косынка, скрывающая волосы, завязана узлом на затылке. Он нежно провел ладонью по ее голове, стянул косынку, погладил ее по волосам. Потом взял ее лицо в свои ладони, приблизил к себе и поцеловал. Как выпил глоток сладкой воды… Потом, пользуясь тишиной, тем, что Ильин еще не пришел, он легко подхватил Машу на руки и отнес ее в угол комнаты, на диван, понимая, что в спальне они не смогут не думать о Мише. На ровном упругом диване они словно продолжили свой разговор о Мише, о продолжении жизни – да, о том, что жизнь продолжается, и невозможно допустить, чтобы семья исчезла. Марк почувствовал в себе силу, он был настолько возбужден, что даже если бы в эту минуту раздался звонок в дверь, он все равно бы не остановился. Он хотел ни о чем не думать, но не получалось, он пытался проанализировать свои ощущения в тот момент, когда он задирал подол черного тесного платья Маши, хотел понять, что он чувствует – приближающееся наслаждение, граничащее с безумием, или же он просто выполняет ее просьбу и не видит в ней источник нестерпимого удовольствия… Он окончательно запутался, он постанывал на ней, чувствуя под собой ее нежное хрупкое тело, стремящееся ему навстречу; он чувствовал, как она терзает его плечи, как царапает шею, судорожно хватается за ворот свитера… Когда все закончилось, Марк с горечью подумал, выпуская ее из своих объятий, что он только что исполнил роль своего погибшего друга, что примерно такие же ощущения испытывал и Миша, держа в своих руках жену.

– Иди, Марк, в ванную, а я не пойду… – Маша, разрумянившаяся, с растрепанными волосами, торопливо приводила себя в порядок, повязывала косынку. Затем она легла на живот и вытянулась, плотно сдвинув ноги. – Мне надо как-то так лечь, чтобы все получилось…

Марку стало, как это ни странно, даже обидно, что она не восприняла его как мужчину, что она подошла к этой неожиданной близости по-женски деловито и теперь ее больше всего заботило положение ее тела, при котором может произойти оплодотворение.

– Тебе надо встать на руки, – усмехнулся он.

И тут она словно что-то поняла, встала, подошла к нему, присела перед ним и положила голову ему на колени. Потерлась о них, затем поднялась, нашла губами его губы, поцеловала.

– Прости… – слезы полились из ее глаз. – Прости… Я не должна была так… Но и ты пойми, ведь если ничего не получится, тогда все то, что мы с тобой сделали, будет отвратительным по отношению к Мише!

– Ты – прелестная женщина. – Марк усадил ее к себе на колени. – И ни о чем плохом не думай. Я уверен, что у тебя все получится.

– Можно, я буду звонить вам с Ритой… иногда?

– Конечно… О чем ты говоришь?!

Марк, успевший почувствовать себя больным, но так и не сумевший прийти в себя, на ослабевших ногах вышел из ванной, чистый, с закружившейся головой, и как раз в эту минуту позвонили в дверь. Пришел Ильин. Маша, так и не избавившаяся от яркого румянца во всю щеку, вздохнув и как-то нервно оглядываясь на Марка, пошла открывать. Пальцы рук ее сухо перебирали шелк плотно обтягивающей голову косынки.

– Марк? Привет! Рад тебя видеть! – сказал, широко улыбаясь, Ильин.

Они пожали друг другу руки. Иван Ильин был парнем невысокого роста, с мелкими чертами лица, какой-то невзрачный, во всем сером. Скромный, неразговорчивый и очень серьезный человек, Ильин работал по двадцать четыре часа в сутки, от него по этой причине ушла жена. У него не было практически ни одного не раскрытого убийства. И Марк был рад, что расследовать убийство Миши поручили именно ему.

– Кажется, ты был знаком с Михаилом?

– Да. Он был моим другом, – проговорил Марк и закашлялся, вспоминая, как несколькими минутами раньше он неслыханно подло делал ребенка его вдове.

– Вот и хорошо, ты расскажешь мне то, что знаешь о семье погибшего… – тихо проговорил Ильин, решительно направляясь в комнату. И уже громче: – Ваш муж, Маша, был отравлен ядом…

Марк, сидевший рядом с Машей во время ее разговора с Ильиным, думал о том, что в его жизни это уже второй случай, когда он вот так, потеряв разум, изменяет Рите. Когда он не может совладать со своими чувствами. Когда его желание настолько сильно, что происходит помутнение рассудка, и все доводы женщины кажутся ему единственно верными. В такие минуты он всегда вспоминает тех мужчин, которых с его помощью находят и осуждают за изнасилование. Они тоже не сдержались, сорвались, потеряли голову. Преступники ли они? Да, отвечает суровый следователь прокуратуры Марк Александрович Садовников. Нет, я их понимаю, отвечает опьяневший от сорванного (как срывают сладкий сочный плод, как срывают цветок) наслаждения Марк.

В тот момент, когда он, уже не слыша, о чем говорят Ильин с Машей, оправдывал свой поступок тем, что спас жизнь Маше, раздался звонок. Он машинально взял телефон. На дисплее высветилось имя «Рита».

– Слушаю тебя, Рита… – произнес он, мгновенно вспотев от волнения. Словно Рита могла каким-то невероятным образом узнать о его измене. – Алло… Рита, ты слышишь меня?

Но в трубке молчали. Он не отключал телефон, вышел из комнаты и все ждал, ждал, когда же Рита проявится, когда она скажет что-то. Ему бы взять и перезвонить самому, но он почему-то не захотел прерывать этот звуковой тоннель, ему показалось даже, что он слышит ее дыхание. Ему не пришло в голову, что Рита не может говорить потому, что – просто не может. В другое время он, помешанный на своем страхе за свою семью, предположил бы все, что угодно, начиная от похищения Риты или дочери и заканчивая самыми страшными версиями. Сейчас же этот ее звонок показался ему чуть ли не волшебным, мистическим, словно его жена, прочувствовав, что ей изменили, набрала его номер и вот теперь не знает, что сказать, как поступить…

Еще он боялся, что сам скажет какую-нибудь глупость, каким-то образом выдаст себя. Или же его выдаст виноватый тон. Словом, он долго молчал в трубку, потом все же отключил телефон и вернулся в комнату.

Странные вещи происходят в этом мире .

– Может, в прошлой жизни вашего мужа было что-то такое, за что ему сейчас пришлось таким вот ужасным образом расплатиться?

Марк, услышав этот вопрос, подумал, что Ильин со временем и пришедшим опытом стал циничен и жесток, что он, задавая подобные вопросы, причиняет боль людям. Вот и Маша взглянула на Марка так, словно искала у него поддержки. Но что он мог ей ответить, когда Ильин смотрел в корень, когда он спустя каких-нибудь сорок минут нащупал основную причину убийства Миши Семенова.