Петр Северцев - Хакер и его тень

Мир тесен господа! А уж областной центр – так вообще повернуться негде.

Так что я наплевал (в переносном смысле) на начавшее таять мороженое, быстренько взял ноги в руки и снова ринулся в подвал, моя клиентка денно и нощно руководила перемещением жратвы по торговым точкам.

Несмотря на позднее время, мне удалось сразу же выловить ее по телефону, – звонил я на ходу. Роза Валериановна была на складе и намеревалась работать еще по меньшей мере часа два.

– Бывает и круглосуточно, – не без гордости сказала хозяйка оптовой фирмы. – Хочешь жить – умей работать.

Отдав должное ее деловым качествам, я со всех ног устремился в «Розалинду».

Роза Валериановна была несказанно удивлена моим известием о том, что у нее работает человек, очужденный некогда ее матушкой. Но потом здоровый скептицизм взял верх над первым душевным порывом.

– Ну и что такого? – пожала она плечами. – Нормальный парень, ничего особенного. А то, что сидел – так с кем не бывает...

– А вам не кажутся странными такие навязчивые совпадения? – продолжал я наседать на Гагарину. – Посудите сами, ведь Лопухов мог затаить злобу на Викторию Петровну и дать себе обещание отомстить! А тут предоставляется такая удобная возможность!

– Алеша-то? – улыбнулась Роза Валериановна. – Знаете что, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, не так ли? Пойдемте-ка со мной, я вам сейчас его покажу.

Мы переместились в соседнюю с ее кабинетом комнату. Помещение оказалось небольшим закутком, уставленным коробками с йогуртами.

– Лопушо-ок, – позвала Роза, – где ты там? Тут до тебя дело есть.

Из-за ощетинившейся углами груды пустых коробок показался парень огромного роста и на редкость зверского вида. Фаланги его пальцев казались синими от изрядного количества татуировок.

Стограммовый конус с малиновым йогуртом «Бамбини» в его массивных лапах выглядел совсем уж микроскопическим, а кофейная ложечка, которой он вычерпывал оттуда содержимое была раза в два меньше его мизинца.

– Роза Валериановна, – проговорил громила неожиданно смущенным голосом, – вы только не подумайте, что я из коробки уворовал, я в счет аванса взял упаковочку, завхоз все отметил.

– А я ничего такого и не думаю, – весело рассмеялась Роза. – Ты мне вот что лучше скажи, Алеша: помнишь мою маму?

– Да как же не помнить, Роза Валериановна, – Лопух мгновенно расправил плечи и сосредоточенно вытер губы. – Душевный был человек, царствие ей небесное. Если бы не она, то катился бы я дальше по той же дорожке и сейчас бы у вас не работал.

– И как ты с ней чай пил тоже помнишь? – Роза Валериановна перевела на меня взгляд.

– Конечно, – подтвердил Алексей. – Вы тогда меня попросили вещи донести с машины до дома. А потом внутрь пригласили. Я когда увидел Викторию Петровну, так сразу и обомлел. Она меня поначалу не признала, а потом стала чаем с печеньем угощать. Я тогда еще чашку опрокинул... Волновался очень потому что...

– Вот так, – сказала мне Роза, когда мы снова вернулись к ее столу. – Люди разные бывают от рождения, да еще и потом меняются. Так что против Алексея вы зря копаете, можете мне поверить.

– Как знать, как знать, госпожа Гагарина, – произнес я неуверенно. – Во всяком случае я бы не рискнул выражаться столь уж определенно...

Если говорить честно, то чересчур уж благостным показался мне этот громила, получивший, не будем об этом забывать, срок за соучастие в убийстве.

– Я еще потому сомневаюсь в вашей гипотезе, – добавила на прощание Роза, что Алешка, честно говоря, мозгами не шибко работает. Анонимки – это для Лопуха чересчур. Да и женился он недавно, младенец у него. Зачем ему лишний гемморой?

...Короче, я решил взять быка за что-нибудь подходящее и ковать железо – то есть довести предварительное сканирование ситуации до конца.

Оставался всего один неизученный объект и мне не терпелось посмотреть в глаза Марку Второму, которого вычислил мой компьютер.

Гришевский оказался благостным, седым как лунь старичком. Он принял меня, даже не спрашивая о цели визита и пригласил в дом.

Надо сказать, что я входил в его обиталище не без опаски. Как-никак, знатный урка со стажем. Шутка ли, полжизни зону топтать! А Марк Семенович тем временем смотрел на меня ясными голубыми глазами, словно хотел сказать: «Слабо тебе, парень, под меня подкопаться, и не таких обламывал!»

– Чем обязан? – проговорил он наконец. – Меня-то, старика, теперь редко кто навещает. Даже участковый перестал наведываться. И это понятно – ему теперь молодежь отмороженная интереснее, чем я.

– Вот как? И отчего же такая перемена отношения? – спросил я из приличия.

– А что с меня взять? – развел руками Гришевсий. – Пацаны – совсем другое дело: то кэш подкинут, наличку то есть, чтоб с голода мильтон не помер, то автомашинку какую подбросят. Мелочь, а милиции приятно.

Я только покачал головой.

– А вы как ко мне – по надобности или из журналистов будете? Может, кто порекомендовал? – поинтересовался старик. – Если насчет практики, то учтите, что я сейчас на покое, только консультирую.

Вместо ответа я протянул свою лицензию частного детектива. Гришевский весело расхохотался, изучив запаянный в пластмассу прямоугольник.

– Ну и времена пошли, прости господи! – смеялся старик. – Если даже и настоящая у тебя бумажка, все равно смешно.

– Что же тут смешного? – не понял я. – Каждый зарабатывает на жизнь, как может.

– Как-как ты говоришь? За-ра-ба-ты-ва-ет? – с хитрецой прищурился Марк Семенович. – А что зарабатывает-то этот самый каждый?

– Как что? – удивился я. – Объяснять разве нужно? Деньги, само собой.

– Во-от, – азартно потер ладони старик. – Уже теплее. Народ, стало быть, стремится получить как можно больше денег, факт?

– Факт.

– А деньги, юноша, бывают разные, – наставительно поучал меня старичок. – Есть рубли, есть франки, есть доллары... Есть какие-нибудь тугрики. Вы когда-нибудь видели тугрики?

– Еще нет, – осторожно ответил я. – Во всяком случае, не припоминаю.

– А свежи ли на вашей памяти финансовые пертурбации последних лет? – не унимался Гришевский. – Павловская реформа, потом постепенное введение знаков нового образца вплоть до деноминации. Вы считали, сколько новых банкнот было в ходу?

– Зачем мне это надо? – удивился я. – Мне абсолютно все равно, что это за деньги, сколько там нулей и что на них изображено. Главное – чтобы они были, и чтобы на них можно было что-нибудь купить. Правильно я говорю?

– Совершенно правильно! – похвалил меня Гришевский. – Но именно за эти взгляды я и провел в тюрьмах большую часть своей жизни.

– А у меня совсем другие данные, – удивился я. – Вы ничего не путаете?

Что-то уж очень любят бывшие зэки задним числом трактовать свое уголовное прошлое как борьбу с «проклятым большевистским режимом». Статус диссидента, конечно, почетен, но я решительно стою против расширительного толкования этого определения. Слишком уж широкий круг лиц может быть охвачен этим определением. Так, преуспевающий в годы советской власти профессор с чистой совестью может считать себя диссидентом, если он прочитал во время оно какое-нибудь произведение Солженицына или раз в жизни прослушал передачу по «Голосу Америки».