Петр Северцев - Раретитет Хакера

– Если он сделает это, ему не жить. Потому что тогда всем станет ясно, что он пытался обмануть Гаврилова и совет.

– Если ты скажешь, им тоже не жить, – усмехнулся вдруг сам Гаврилов, – так что терять им нечего!

– Все дело лишь в том, – ответил я, – Что я не скажу. Вернее, не скажу вам.

– Ты так думаешь? – спросил Гаврилов после паузы.

– Я в этом уверен, – ответил я, внутренне молясь, чтобы все произошло так, как я задумал. Страх скребущимся котенком нашептал, что, возможно, та молодая пара просто выкинула пакет в урну, не став терять на него время, и все, что я говорил, только привело меня к неминуемой смерти с обеих сторон... но я надеялся, что мое дитя спасет меня и в этот раз, потому что еще ни разу информационный гений Приятель не дал ему ошибиться в своих рассчетах.

Так произошло и на этот раз: сразу же после моих слов в окно вошли громкие, усиленные мегафоном слова: «Здание окружено! Местность оцеплена! Гаврилов! Власов! Куравлев! Петров! Андрейченко! Жаров! Инакин! Варидзе! Арсеньев! Немедленно выходите с поднятыми руками!»

Они дрогнули, эти труднопробиваемые люди, и, скорее почувствовав, чем увидев эту дрожь, я бросился на пол, рассчитывая перекатиться и спрятаться за трибуной.

В следую секунду все вскочили со своих мест, в коридоре раздалось сразу несколько автоматных очередей, послышались крики, стоны, я успел перекатиться и бросить свое тело за трибуну, не преминув удариться плечем, головой и боком об острую боковую грань; сзади во мгновенно нарастающих криках четко грохнул выстрел, вслед за которым прозвучали еще два, потом еще один.

Затем в комнату ворвались люди в камуфляже с автоматами в руках.

И на весь небольшой зал для собраний раздалось:

"Стоять! Стреляю на поражение!

Они остановились...

– И тебя так скоро отпустили? – спросила Настя, всматриваясь в мое лицо, словно искала подтверждение рассказанной полусказочной истории.

– А чего меня сейчас держать? Сообщения поступили от меня, свидетельства – тоже, улики предоставил я... вот они и решили выделить мне охрану, и охранять до конца следствия и суда. Люди нормальные, понимают, что чуть богу душу не отдал.

– Значит, моего отца убил Куравлев, – тихо переспросила она, сжимая побелевшими пальцами подолкотники кресла.

– Да, он, – ответил я.

– Потому что Самсонов не дал ему экземпляр, за который Куравлев заплатил?

– Ну не только потому, Настя. Твой отец был ОСНОВНЫМ свидетелем, знающим, кто попал в элитную группу, а кто нет... он был объектом для трех человек сразу. А Куравлев был ближе всего, ему твой отец доверял. Потому он и успел быстрее.

Она всхлипнула.

– Я думала, никогда больше не буду плакать... Значит, он остался жив.

– Да, жив, – в который уже раз ответил я, – Но это не надолго, потому что те, кому надо, уже знают, что из-за него началась вся заваруха, и из-за него они сейчас в столь опасном положении. Когда Власова и других из тех, кто ничего противозаконного в этом деле не совершал, отпустят или осудят условно, что, в принципе, одно и то же, он испытает все, что ему полагается. Если до этого как-нибудь случайно не умрет.

– Мне почему-то жалко Самсонова, – сказала она.

– Да что его жалеть, – вздохнул я, – Такой мерзавец, что на десятерых хватит. Он ведь не просто так туда пришел, а с диктофоном. Хотел, небось, потом шантажировать собравшихся... Ну, его первым и застрелили, сам Куравлев, потому что оба знали, что оба – не из группы: один заказывал, другой обманул.

– А что Эрик? – спросила она. – Его почему?

– Потому что опасались, что ты ему все рассказала. Хотели обезопасить себя, – соврал я. Ведь вправду, не стоило рассказывать девченке, что чуть ли не единственный ее товарищ, который три ночи подряд залазил к ней в спальню «поболтать», согласился работать на Куравлева с тем, чтобы его люди смогли украсть Настю «с гарантией».

Мы надолго замолчали.

Настя переодически промокала глаза платком, более не смотря на меня, а я думал о том, что через несколько минут она уйдет из моей жизни навсегда. Уйдет, так и не встретив во мне любимого человека.

«Старый козел, – упрекнула совесть, – через десяток лет песок начнет из штанов сыпаться, а туда же!»

«Но дело-то мы раскрыли!» – возразил здравый смысл, оставаясь истинно здравым только в той части ответа, где речь не шла о процентном подсчете, кто больше сделал для раскрытия дела: Приятель или я.

– Я все-таки заплачу тебе, – вдруг сказала Настя, посмотрев на меня, – У меня ведь теперь много денег.

– Не надо.

– Надо! Меня бы два раза убили, если бы не ты! – она придвинулась ближе и прямо в лицо посросила, – Пожалуйста... Возьми.

– Хорошо, – сдался я, – Можешь пробовать уговаривать своего опекуна.

– Его еще не назначили, и я могу тратить свои деньги, которые папа откладывал мне на ежегодные покупки. А там много.

– Ты когда домой поедешь? – как бы невзначай спросил я.

– Сегодня, – ответила она, отвернувшись и, кажется, чему-то злясь. – Прямо щас и поеду! – встала, поправляя свою полупрозрачную блузку и короткие шорты. Вздохнула. Повернулась ко мне лицом.

– Спасибо тебе, Мареев, – прекрасные дымчатые глаза смотрели задумчиво и, вроде бы, спокойно, – За все спасибо.

Она повернулась и пошла в прихожую, чтобы остановиться у дверей и еще раз взглянуть на меня.

– До свидания, – сказала, пытаясь открыть мой новый, нехитрый замок.

– Ну уж нет, – рявкнул я, – так просто я тебя не отпущу!

– А что? – живо отреагировала она, поворачиваясь ко мне лицом, вскидывая подбородок, блестя глазами, придавая лицу удивленно-испытующее выражание. – Что ты сделаешь?

– Отвезу домой, – негромко ответил я.

– Ну, – вздохнула она, сразу же растеряв остатки удивления, – отвези.

– Настя, кто там у тебя сейчас есть?

– Тетя приехала. Со своим отпрыском. Еще хуже, чем Артем.

– Почему хуже?

– Потому что прыщавый! – внезапно разъярилась Настя, окинув меня бешеным взглядом и не переставая сплетать и расплетать побелевшие от усилий пальцы. – Ну что ты на меня так смотришь?!

– Любуюсь, – ответил я, чувствуя, как пересохло горло, – Любуюсь.

– Н-да? – спросила она уже горадо тише. – Что, нравится?

– Нравится, – кивнул я, и неожиданно смог предложить то, чего так желал. – Оставайся, Насть?..

– Господи, – медленно сказала она, с какой-то мучительной и счастливой одновременно улыбкой, подойдя совсем близко и кончиками пальцев поглаживая мое плечо, – и что же мне надо было сделать, чтобы ты сразу же решился?

– Снять блузку, – одними губами пошутил я.

И она сняла.

Но я тут же приказал надеть обратно, а она сказала, что все мужчины сволочи, а я сказал, чтобы она не ругалась, она показала мне язык, а потом – вытянутые средние пальцы обеих рук, я погнался за ней по квартире, а она, убегая и смеясь, отмахивалась снятой блузкой, и сквозь нерегулярные кружева светлого бюстгальтера белела ее бесстыдная грудь, а когда я догнал и обнял ее, то сказал: «Если ты уедешь, кого же я буду утешать?»