Виктор Меньшов - Чикагские гангстеры могут отдыхать

— Ну, дернула там… Ствол и опустился.

— Да? А ты попробуй, — он пригласил меня к пулемету.

Ствол был высоко задран. Я хотел приложиться к прикладу, но Мишаня остановил меня:

— Я ей не велел прислоняться. Сказал, чтобы только на курок нажимала, боялся, что отдачей ей по зубам ударит.

Я пожал плечами и, взявшись за пулемет, попробовал опустить ствол. Не тут-то было! Я взглянул на сошки и увидел, что высота закреплена стопором в виде колесика. Я попытался отвинтить его, и опять не тут-то было! Я жал изо всех сил, и только с третьей попытки резьба подалась.

— Во! Видал? — обрадовался Мишаня. — А тогда я так же закрепил, на всякий пожарный.

— И что ты хочешь этим сказать? Что Нина обладает лошадиной силой, что она отвернула эту контргайку? Или ей медведь из леса на помощь пришел?

— Я хочу сказать, — спокойно сказал Мишаня, — что из пулемета стреляли прицельно, притом довольно умело, из неудобного положения, сильно наклонив пулемет, поскольку сошки не регулировались и гайка не поддавалась.

— Ты думаешь, Нина нас всех прицельно расстреляла из пулемета? А зачем?

— Ну, может, и не всех…

— Как тебя понимать?

— Да если б я знал! — разозлился Мишаня. — Я так же ничего не понимаю, как и ты. Вообще тогда странная какая-то игра получается. Это же её затея с выкупом, зачем же тогда она пыталась всех перестрелять там? Что бы ей это дало?

— Бр-р, глупости какие-то!

— Но ты же видел пулемет, щупал его!

— Ты мог забыть закрепить стопор, — упрямился я.

— Да не мог я забыть, не мог!

— А когда ты брал пулемет, стопор был завернут?

Мишаня напрягся, что-то хотел возразить, но потом засмущался:

— Я… Я не помню, — честно признался он.

— Ну вот, видишь, — вздохнул я с облегчением. — Не Нина же его отвернула.

— Да нет, — задумался Мишаня. — У неё бы силенок не хватило. Это верно. Ты сам-то еле-еле отвернул.

Мы помолчали.

— Извини, брат, — сконфуженно сказал Мишаня. — Это я, видно, забыл завернуть, сам виноват. Мерещится всякое…

— Ладно, брось, не переживай! — отозвался я почти весело, радуясь, что туман рассеялся.

Мы спустились вниз. Семен как раз принес от шефа посуду.

— Ну как, поел?

— Поел, — сказал Семен рассеянно. — Только странный он какой-то. Видать, сильно его шандарахнуло.

— Еще бы! Пулей в голову, хоть и резиновой, — пожалел шефа Мишаня.

— Меня тоже в голову, и тоже пулей, — обиделся я за невнимание к моей персоне. — И ничего. Не жалуюсь.

— Да ну?! Так-таки и не жалуешься? — ехидно прищурился Семен.

— Это не жалоба. Это констатация факта, — заявил я.

— Твоей голове не убудет, а у шефа башка для размышлений, это инструмент тонкий, — с уважением произнес Мишаня.

— Ага, — вконец разозлился я. — А моей головой, что же, дрова колоть предназначено, так, что ли?

— Если хорошенько подумать, может, найдется и ещё какое-то применение для твоей головы, — протянул Мишаня.

— Только не думать, — подхватил Семен.

— Ладно, мудрецы собрались, — проворчал я.

Мы стали детально обсуждать план передачи заложника. Вскоре спустилась Нина, посидела с нами немного, потом заявила, что ей нездоровится, и попросила разбудить её, когда вернется Серега. Мы проводили её сочувственными взглядами.

Серега приехал даже раньше, чем мы ожидали, и рассказал, как путешествовал по Москве.

Машину нашел легко и первым делом поехал насчет паспортов договариваться. Подъехав по адресу к одному из домов в Кривоколенном переулке, он едва не ахнул от наглости подпольного изготовителя фальшивых документов. На большом рекламном щите в торце дома значилось: "ПЕЧАТИ. ШТАМПЫ. МОЖНО ПО ОБРАЗЦАМ. ИЗГОТОВЛЕНИЕ ОТ ДВАДЦАТИ ЧЕТЫРЕХ ЧАСОВ — ДО СРОЧНОГО В ПРИСУТСТВИИ ЗАКАЗЧИКА, ЕСЛИ ВАМ ТАК НЕЙМЕТСЯ И НЕ ЖАЛЬ СВОИХ ДЕНЕГ. ВПРОЧЕМ, ЭТО ВАШИ ПРОБЛЕМЫ И ВАШИ ДЕНЬГИ. А КАЧЕСТВО Я ГАРАНТИРУЮ. ТАК ВЫ ЗАЙДЕТЕ, ИЛИ КАК? Я ВАС ВСТРЕЧУ ЛИЧНО. ЗИНОВИЙ ШПИЛЬМАН. ЕСЛИ У ВАС СОЛИДНЫЙ ЗАКАЗ — МОЖНО ПРОСТО ЗЯМА. НУ И ЧТО ВЫ СТОИТЕ? 1-й подъезд, 2-й этаж, 5, 6, 7 или 8-я квартира, как вам больше понравится. ТАК ВЫ УЖЕ ИДЕТЕ?"

Серега вытащил бумажку, посмотрел в неё и покачал головой. Куда его послали? Но поскольку других адресов ему не дали, он пошел по указанному на бумажке, где, правда, указывалась одна квартира, а не четыре. Вся эта реклама напоминал цирковой номер.

Серега поднялся по лестнице, остановился на площадке, повертел головой, не одобряя озорства солидного человека: на ответственной работе состоит и такое себе позволяет!

На лестнице было так тихо, что он услышал сзади крадущиеся шаги. И оглянулся. За спиной находилась квартира номер пять, из которой — Серега мог поклясться — кто-то смотрел на него в глазок.

Серега выдержал паузу, повернулся спиной к двери пятой квартиры и нажал звонок квартиры номер восемь. Опять послышались тихие крадущиеся шаги, на этот раз они удалялись. Серега в нетерпении нажал кнопку второй раз, и за дверями нужной ему квартиры наконец тоже раздались шаги. Дверь открылась. На пороге стоял старенький, совсем седой еврейчик.

Он стоял и смотрел на Серегу своими умными, огромными, выразительными глазами, скорее лошадиными, чем человечьими. Смотрел и молчал.

— Это вы — Шпильман? — спросил осторожный Серега.

— А что, тут кто-то ещё есть? — удивился еврейчик, оглядываясь подозрительно. — Но если у вас-таки есть сомнения, то да, это я. И можете называть меня по имени. А то когда меня по фамилии называют, я непроизвольно встаю на цыпочки и все время стараюсь вытянуться. Излагайте.

— Товарищ, гм, господин Зям… Ой, извините, Зиновий…

— Ничего, ничего, можете звать меня Зямой, если у вас есть деньги. Кстати, они у вас есть?

И тут, ни слова не говоря, он повернулся и быстро пошел в комнаты, оставив вконец растерявшегося Серегу в полутемной прихожей совсем одного, не знающего, что делать и куда поперся этот сумасшедший.

И тут раздался резкий звонок в дверь. Серега чуть не подпрыгнул, даже в сердце похолодело. Он не знал, открыть самому или ждать, пока вернется старик. А звонок между тем поливал и поливал, уже не прекращая свою бешеную трель.

Наконец он решился открыть. И чуть не выругался. На пороге стоял сияющий Зяма.

Весьма довольный своей шуткой, он отодвинул Серегу и вошел в прихожую, потом пригласил наконец гостя широким жестом в комнаты.

— Ну как? Мне удалось на вас произвести? — кося хитрым и лукавым глазом, спросил Зяма.

— Удалось. Только как?

— Все очень просто, — усмехнулся старик. — Когда-то у Шпильмана была большая еврейская семья. Такая, знаете, совсем еврейская, как положено. И водились у него кое-какие денежки, и выросли дети, и купил он им всем по маленькой, но хорошей квартирке рядом. И стали они жить на одном этаже. Потом один сын занялся политикой, сдалась же она еврею! Знаете, когда евреи занимаются политикой, это обычно плохо кончается и для них, и для всего человечества. Вы хотите примеров? Пожалуйста. Свердлов, Троцкий, Оппенгеймер, наконец, Энштейн и этот безумный австрийский еврей, как его? Шикльгрубер… Так о чем это мы?