Донна Леон - Высокая вода

– Ла Капра?

– Он не знал. Но тот, который его выдал, сообщил, что имя Ла Капры упоминал один из посредников, которые устраивали сделку.

– Устраивали сделку? – спросил Брунетти. – Вот прямо так – устроили ограбление из-за одного предмета?

– Да. И так случается все чаще и чаще, – ответил Каррара.

– А второе дело? – спросил Брунетти.

– Ну, это на уровне слухов. У нас оно значится в списке «неподтвержденных».

– И что это?

– Около двух лет назад один парижский торговец китайскими произведениями искусства, некий Филипп Бернадотт, был убит хулиганами, когда выгуливал вечером собаку. У него забрали бумажник и ключи. Ключи использовали, чтобы проникнуть в его дом, но, что странно, ничего не украли. Но все его бумаги прошерстили, и похоже, что часть их забрали.

– А Ла Капра?

– Партнер покойного смог припомнить только, что за несколько дней до убийства месье Бернадотт имел серьезный спор с клиентом, который обвинял его в том, что он продал ему предмет, зная, что тот фальшивый.

– И клиент был синьор Ла Капра?

– Партнер имени не знал. Он говорил, что месье Бернадотт постоянно называл клиента «козой», [39]как казалось партнеру – в шутку.

– А месье Бернадотт и его партнер способны были продать предмет, зная, что он фальшивый? – спросил Брунетти.

– Партнер – нет. Но Бернадотт, похоже, участвовал в нескольких очень сомнительных сделках.

– Сомнительных с точки зрения спецов по хищению художественных ценностей?

– Да. В Париже на него уже собрано приличное досье.

– Но когда его убили, из дома ничего не пропало?

– Вроде бы нет, но убийцы не пожалели времени на то, чтобы кое-что изъять из его папок и инвентарных списков.

– Значит, возможно, что синьор Ла Капра и был той козой, которую Бернадотт упоминал при своем партнере?

– Похоже на то, – согласился Каррара.

– Еще что-нибудь?

– Нет. Но мы были бы признательны, если бы ты мог о нем рассказать что-то еще.

– Я попрошу мою секретаршу отправить тебе все, что у нас есть на него и Семенцато.

– Спасибо, Гвидо. – И Каррара отключился. Что там пел граф Альмавива? «Еmifardildestinoritrovarquestopaggioinogniloco!» [40]Такая судьба, похоже, была и у Брунетти – куда он ни совался, везде находил Ла Каиру. Однако Керубино выглядел сущим ангелом по сравнению с Ла Капрой. Брунетти узнал достаточно, чтобы убедиться, что Ла Капра причастен к делу Семенцато, а возможно, и виновен в его смерти. Но все это были косвенные улики, не имевшие ни малейшей весомости для суда.

Он услышал стук в дверь и крикнул: «Avanti». Полицейский в форме открыл дверь, отступил назад и пропустил Флавию Петрелли. Когда она шла мимо полицейского, тот эффектно отсалютовал, прежде чем закрыть дверь. Брунетти нисколько не сомневался, кому была отдана эта честь.

На Флавии был темно-коричневый плащ, отороченный мехом. Холодок раннего вечера добавил цвета ее лицу, снова ненакрашенному. Она быстро прошла по комнате и взяла его протянутую руку.

– Значит, тут ты работаешь? – спросила она.

Он обошел стол и забрал ее плащ, необходимость в котором мгновенно отпала. Пока Флавия оглядывала кабинет, Брунетти повесил плащ на вешалку за дверью. Плащ был снаружи мокрый, как и волосы Флавии.

– У тебя что, зонтика нет? – спросил он.

Она бессознательно провела рукой по волосам и с удивлением посмотрела на сырую ладонь.

– Нет. Когда я выходила, дождя не было.

– Во сколько это было? – спросил он, подходя к ней.

– После обеда. Кажется, после двух. – Ее ответ был неточным, скорее всего она и правда не помнила.

Он подтащил второй стул к тому, который стоял перед его столом, и подождал, пока она сядет, прежде чем сесть напротив нее. Хотя Брунетти видел ее лишь несколько часов назад, он был поражен переменой в ее внешности. Этим утром она казалась спокойной и расслабленной, готовой по-итальянски солидаризироваться с ним в его доводах. Но теперь она была напряжена, о чем свидетельствовали морщинки вокруг ее рта, которых утром там точно не наблюдалось.

– Как там Бретт? – спросил он.

Она вздохнула, небрежным жестом пытаясь отмахнуться от вопроса.

– С ней сейчас разговаривать – все равно что с одним из моих детей. Она со всем соглашается, кивает, а потом делает то, что ей хочется.

– И что это в данном случае? – спросил Брунетти.

– Оставаться здесь и не ехать со мной ни в какой Милан.

– Когда ты уезжаешь?

– Завтра. Есть вечерний рейс, прибывающий туда в девять. У меня будет время, чтобы привести в жилой вид квартиру, а потом утром съездить в аэропорт еще раз и забрать детей.

– А она объясняет, почему не хочет ехать?

Флавия пожала плечами, как будто объяснения Бретт и реальность – совершенно разные вещи.

– Она говорит, что не позволит вытравить себя из собственного дома, что не побежит прятаться у меня.

– Это настоящая причина?

– Кто ее знает, что у нее за причина? – сказала она почти сердито. – Для Бретт достаточно хотеть или не хотеть. Ей не нужны доводы или оправдания. Она просто делает, и все.

Брунетти подумалось, что лишь человек с такой же силой воли может находить это качество таким возмутительным.

Хотя его подмывало спросить Флавию, зачем она пришла его повидать, он задал такой вопрос:

– Есть ли способ убедить ее поехать с тобой?

– Ясно, что ты ее плохо знаешь, – сухо сказала Флавия, но потом улыбнулась. – Думаю, что нет. Может, помогло бы, если б ей кто-нибудь велел не ехать, тогда она, вероятно, поехала бы назло. – Она покачала головой и повторила: – Ну точно как мои дети.

– Хочешь, чтобы я с ней поговорил? – спросил Брунетти.

– Думаешь, будет какая-то польза?

Теперь настала его очередь пожать плечами.

– Не знаю. Со своими детьми я не слишком хорошо справляюсь.

Она удивленно подняла глаза.

– А я не знала, что у тебя есть дети.

– Довольно естественно для человека моего возраста, не так ли?

– Да, наверно, – ответила она и подумала, прежде чем выдать следующее замечание: – Это потому, что я тебя знаю как полицейского, как будто ты не настоящий человек. – Прежде чем он успел что-то сказать, она добавила: – Ну да, понимаю, и ты меня знаешь как певицу.

– Разве знаю?

– Ты о чем? Мы же встретились, когда я пела.

– Да, но спектакль тогда уже кончился. А с тех пор я слышал твое пение только на дисках. Боюсь, что это не одно и то же.

Она долго смотрела на него, потом опустила глаза, потом опять подняла взгляд на него.

– Если бы я дала тебе билеты на спектакль в «Ла Скала», ты бы приехал?

– Да. С радостью.

Она открыто улыбнулась.

– А с кем бы ты пришел?

– С женой, – просто ответил он.

– А-а, – так же просто сказала она. Как содержателен может быть единственный слог. Улыбка на миг пропала, а когда вернулась, то была столь же дружеской, но чуть менее теплой.