Вера Русанова - Букет для будущей вдовы

- Жалко, молдаван уже нет. Яблок бы хоть купили, - печально заметил Митрошкин. - А то - лапша, лапша... Может, сока взять?

- Хозяйственный ты наш, - автоматически сыронизировала я и тут же снова чуть не задохнулась от нахлынувшей жаркой волны... Овощные ряды... Бабульки с капустой... Троллейбус, высаживающий последних пассажиров... Яблоки... Сок... Нет, что-то не то! Вроде, все так обыденно, так мирно, а сердце отчего-то колотится, как горошина в стакане, и готово, кажется, выскочить из груди... Как жарко в этом полушубке... Как тревожно, как странно... Или не странно, а страшно? Но почему?.. Чье-то незримое присутствие. Тень, падающая из темноты в круг света. Хармина. Ириада... Ведь теперь кажется все ясно? Ольга Григорьевна. Ван Гог. Карающая десница. Умирающее тело, больной, воспаленный мозг...

Я чуть не завыла с досады и даже прикусила кончик языка - мысль опять, промелькнув, исчезла, и едва ли не щелкнула меня хвостом по носу. А мне осталось только чувствовать себя так, как когда-то во втором классе после полугодового диктанта, присланного из ГорОНО. Тогда весь класс дружно сдал работы, и когда учительница с нашими "отпечатанными" листочками вышла, мне вдруг стало жутко. Жутко от того, что я почувствовала: в моем диктанте есть ошибка! Это было больше, чем тревога и смятение - просто какой-то панический ужас. Я что-то написала не так, над чем-то задумалась и все равно написала не так. Пытаясь успокоиться я подошла к доске и принялась тереть её пыльной тряпкой. Потом подняла голову и увидела... Листочек с правилом, прикрепленный магнитиком к доске. Черные типографские буквы. И красные буквы, подчеркнутые волнистыми линиями. Сочетание "оло", "оро". На эти правила слов в диктанте почти не было, зато было кое-что другое... "Молока корова одолжи!" И дальше ещё несколько строк из детского стихотворения. "Оло" и "оро" выделены, а слово "одолжи" набрано обычным шрифтом... И тут я, холодея, поняла, что слово "лыжи" в своей работе написала через "ы" - "лыжы"! Правило все это время, все сорок пять минут урока, висело передо мной, однако, у меня не хватило сообразительности обратить внимание на главное...

- Опять о Говорове задумалась? - Леха подхватил пакет с продуктами снизу и теперь нес его под мышкой. - Брось. Не стоит он того.

- Не о Говорове... Ты только не смейся, но мне опять кажется, что что-то не так. Я пока не могу объяснить. Еще минуточку подумаю... Что-то мы с тобой упустили, или что-то истолковали не так... Как заноза в голове сидит!

- Жень, это уже клиника! Неприятный разговор сегодня был, я согласен. Но тебя уже куда-то не туда несет. Что тебе на этот раз не нравится? Что у тебя теперь "не складывается"? Кого подозревать будем? Маринку? Или эту Ксению Петровну? Или опять Шайдюка поедем трясти?

- Алиса.., - одними губами выговорила я, чувствуя, как под мышками и на лбу выступает холодный пот. Холодный и отрезвляющий, как ледяной душ. Ну, конечно! Шайдюк, Алиса, вино...

- Что, опять по-новой?! - ужаснулся Митрошкин. - Опять к тому, с чего начали? Бутылка с этикеткой? Символы и знаки? Алиса что ли маньяк?

- Да нет, ты ничего не понимаешь! Я сама пока не очень понимаю... Только вот рынок, овощи, "Хванчкара"... Поехали скорее домой, а?

- А дома что?

- А дома - телефон. И ты позвонишь своему Олежке Селиверстову, мне у него кое о чем надо спросить.

- Нет! Только не это! Я ему клялся, что все - последний раз... Чего тебе от него надо? Спроси меня, я тебе сам скажу.

Я упрямо помотала головой.

- ...Женька, ты хоть понимаешь, куда он тебя пошлет?.. Нет, тебя не пошлет, он мужик воспитанный - меня пошлет. Адрес он нам уже дал. С версией про Галину Александровну мы уже пролетели. Чего еще?

- Слушай, разговаривать буду я, ты-то чего волнуешься?

- Да мне перед другом неудобно! Что ты роешь? При чем тут "Хванчкара", рынок и овощи? Только-только с Ван Гогом разобрались, с "Ночным кафе" этим долбанным.

- И с Ван Гогом ничего ещё не понятно. То есть, с Ольгой Григорьевной... Лешенька, поверь мне в последний раз! Поверь мне, пожалуйста, миленький!

Митрошкин больше спорить не стал. Однако, всю дорогу в маршрутке сидел мрачный, как сфинкс, со мной не разговаривал и даже не пытался подкрасть из пакета никакую провизию. Дома первым делом снял ботинки, набрал телефонный номер и только потом стал расстегивать куртку.

- Да! - послышалось через некоторое время на том конце провода. - Да. Я вас слушаю.

- Олег, - выражение лица у Лехи было, как у героя, идущего на расстрел, - ты можешь меня убить, но у меня к тебе ещё один вопрос. Озвучит его для тебя Женя.

- Олег, - я торопливо выхватила трубку, пока "рейнджер" не успел начать ругаться, - скажи мне, пожалуйста, когда у вас в Михайловске русская мафия гоняла кавказцев? Мне подруга из профилактория говорила, что это было не очень давно, и что все армянские-азербайджанские товары на этот период с рынка исчезали.

Селиверстов хмыкнул, выдержал паузу и ехидно осведомился:

- На уровень борьбы с организованной преступностью выходим? Мои поздравления! Скоро, наверное, в Интерпол подадитесь?

- Олег, пожалуйста!

- А, если не секрет, зачем тебе эта информация?

- В общепознавательных целях, - прогудел в трубку Митрошкин, перегнувшись через мое плечо.

- Олег, ты можешь не вспоминать точные даты. Просто скажи: это было примерно в тот же период, когда убили Катю Силантьеву?

- А что, "чеченский след" ищем?

Я не ответила, препираться с Селиверстовым было бессмысленно. Не дождавшись ответа, он глухо кашлянул и как бы с неохотой проговорил:

- Вообще, примерно в это время, да... Но меня больше всего интересует странный ход ваших, Евгения Игоревна, мыслей. Может, когда заедете с Лехой, поговорим?

- В отделении? - скорбно осведомилась я.

- Зачем в отделении? Можно у меня дома... Пока ты, вроде, до явного состава преступления не допрыгалась... Лехе трубочку дай!

Я отдала трубку и прошлепала на кухню. Зажгла газ, поставила воду под сосиски, зубами и ногтями принялась раздирать пакетики с китайской лапшей. Лихорадочное возбуждение, колотившее меня последние полчаса, постепенно спадало, уступая место тупой головной боли. Как я сейчас понимала Страшилу из "Изумрудного города", у которого от мысленного напряжения из головы лезли иголки и булавки! Теперь получалось все. Я была почти уверена, что получится. Однако, история от этого казалась только ещё более странной и запутанной.

Митрошкин появился на кухне через пару минут, сел на табуретку, расстегнул молнию на толстовке, поставил оба локтя на стол и обхватил руками голову:

- Ну, а теперь давай колись, при чем здесь Алиса, при чем кавказская мафия, и при чем Катя Силантьева?

- Алиса при том, - я вывалила лапшу в кастрюлю, залила водой и тоже поставила на плиту, - что это она рассказала мне про то, что на время "битвы" с рынков пропали все кавказские товары. Катя Силантьева при том, что её убили в это время. Слушай дальше! Кто зимой торгует виноградом? Или кавказцы или молдаване! У вас в Михайловске, как я поняла, вообще, один центральный городской базар, где можно виноград купить. Кавказцев бьют, и молдаванам, наверняка, тоже достается. На рынке нет ни сыра, ни орехов, ни мандаринов, ни груш. Винограда тоже нет. Ты понимаешь? Нету красного винограда!