Питер Робинсон - Растерзанное сердце

— Заходи, Гэвин, — пригласил Бэнкс. — Как там с полицейской поддержкой местных жителей? Есть трудности?

— Весь в делах. Сами знаете, как бывает на новой работе, сэр. Но вообще она для меня в самый раз. Мне нравится.

Рикерд поправил очки. Он по-прежнему носил старомодную оправу от службы здравоохранения, скрепленную пластырем. Наверняка это тоже некая позиция в области моды, подумал Бэнкс: даже при грошовом констебльском заработке Рикерд может себе позволить новые очки. Впрочем, словосочетания «позиция в области моды» и «Гэвин Рикерд» вряд ли могли иметь отношение друг к другу на том или этом свете, так что, видимо, скорее это была «позиция в области антимоды». На нем был вельветовый пиджак цвета бутылочного стекла с кожаными заплатами на локтях и коричневые вельветовые брюки, уже мало пригодные для того, чтобы появляться в них в общественных местах. Галстук был завязан неуклюже, а воротник рубашки сбился на левую сторону. Из верхнего кармана пиджака торчал целый набор ручек и карандашей. Лицо у него было бледное и одутловатое, как у человека, который нечасто выходит на улицу. Бэнкс вспомнил, как Кев Темплтон всегда безжалостно потешался над Рикердом. Есть в нем что-то жестокое, в этом Темплтоне.

— Скучаешь по службе на переднем крае, по всем этим схваткам с жестокими врагами общественного спокойствия? — поинтересовался Бэнкс.

— Да не очень, сэр. Мне вполне хорошо там, где я сейчас.

— Ну ладно.

Бэнкс никогда толком не умел общаться с Гэвином. Поговаривали, что тот — страстный любитель наблюдать за поездами, что он, бывало, долго выстаивал на краю холодных платформ в Дарлингтоне, Лидсе или Йорке в дождь и жару, обшаривая глазами горизонт в ожидании «Ройал Скотсмена», или «Малларда», или как там они сейчас называются. На самом деле никто его за этим занятием не заставал, но слухи упорно циркулировали. Кроме того, у него была степень бакалавра математики и он имел репутацию настоящего гения по части всевозможных головоломок и компьютерных игр. Бэнксу подумалось, что, возможно, в Иствейле Рикерд только зря теряет время: его давно следовало завербовать в МИ-5, но в данный момент эта ошибка британской разведки была ему, Бэнксу, на руку.

Одно Бэнкс знал твердо: Гэвин Рикерд был горячим фанатом крикета, так что сначала он кратко обсудил с ним недавнюю победу Англии на турнире «Эшиз», после чего сообщил:

— У меня для тебя есть работенка, Гэвин.

— Но, сэр, я сейчас в местной полиции, а не в уголовном розыске или в отделе по особо важным преступлениям…

— Знаю, — отозвался Бэнкс. — Но название — не главное.

— Тут не только название, сэр, это серьезная работа.

— Уверен, что это так. Даже не обсуждается.

— Суперинтенданту это не понравится, сэр. — Рикерд явно занервничал, стал оглядываться через плечо на дверь.

— Тебя предупредили, чтобы ты держался отсюда подальше, да?

Рикерд снова поправил свои стеклышки.

— Ладно, — сказал Бэнкс. — Я понимаю. Не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности. Можешь идти. У меня тут просто появилась одна головоломка, вот я и подумал, что тебе может быть интересно. То есть это мне кажется, что головоломка. Но чем бы она ни была, нам надо ее разгадать.

— Головоломка? — Рикерд облизнул губы. — Какая?

— Знаешь, я подумал, что тебе, может быть, удастся на нее взглянуть в свободное от работы время. Тогда наша суперша не станет жаловаться, верно?

— Не знаю, сэр.

— Одним глазком, а?

— Ну, может, я и смогу просто глянуть.

— Вот и молодчина.

Бэнкс передал ему полученную из криминалистического отдела фотокопию страницы из экземпляра «Искупления», принадлежавшего Нику Барберу.

Рикерд скосил на нее глаза, повертел так и сяк, потом положил на стол.

— Интересно, — протянул он.

— Я тут подумал, что ты любишь математические загадки, всякие такие штуки, и кое-что про них знаешь. Может, возьмешь с собой и развлечешься?

— Мне можно ее взять с собой?

— Конечно. Это всего-навсего копия.

— Тогда ладно, — отозвался Рикерд, преисполняясь важности. Он осторожно сложил листок квадратиком и спрятал во внутренний карман вельветового пиджака.

— Сообщишь о достижениях? — спросил Бэнкс.

— Как только у меня что-то появится. Но обещать не могу, имейте в виду. Вдруг это просто случайный набор цифр.

— Понимаю, — ответил Бэнкс. — Ты уж постарайся.

Рикерд вышел из кабинета, остановился в коридоре, поглядел по сторонам и кинулся в отдел работы с местным населением. Бэнкс посмотрел на часы и состроил гримасу. Пора было отправляться на вскрытие.

Чедвик надеялся удрать пораньше: у них с Джеффом Брумом были билеты на выездной матч «Лидс Юнайтед» с «Шеффилд Уэнсди». Однако около десяти позвонила женщина, сообщившая, что она живет в муниципальных домах в Рэйнвилле и, как ей кажется, узнала жертву. Она не хотела давать опрометчивых обещаний и заявила, что картинка в газете не больно-то похожа, но она думает, что знает, кто это. Из уважения к жертве газеты опубликовали не реальную фотографию мертвой девушки, а рисунок художника, но у Чедвика имелся в портфеле и снимок.

Беседа была не из тех, которые он мог бы поручить какой-нибудь мелкой сошке вроде необстрелянного Саймона Брэдли, не говоря уж о лохматом Кийте Эндерби, так что перед уходом он позвонил Джеффу Бруму, чтобы принести ему извинения. Джефф ответил, что в Бразертон-хаусе можно без проблем сбыть с рук лишний билетик. Затем Чедвик спустился, сел в свой стареющий «воксхолл-виктор» и отправился в Армли, район на западе Лидса; струйки дождя стекали по ветровому стеклу.

В Рэйнвилле были не лучшие из муниципальных домов, недавно выстроенных в Лидсе и окрестностях, и под дождем они выглядели еще непригляднее. Соорудили их всего несколько лет назад, они быстро обветшали, и все, кто мог себе это позволить, избегали в них поселяться. Чедвик с Джанет когда-то жили неподалеку, в районе Астон-стрит, пока четыре года назад, когда Чедвик дослужился до инспектора, они не сумели подкопить денег и купить «половинку» — одноквартирный дом, имеющий общую стену с соседним — рядом с Чёрч-роуд, в Армли, под сенью собора Святого Варфоломея.

Звонившая, которая представилась как Кэрол Уилкинсон, жила в двухэтажной квартирке на Рэйнвилл-уок. На лестнице воняло мочой, стены были изрисованы похабными граффити — этой мерзости становится все больше в подобных местах. По мнению Чедвика, это был просто еще один признак разложения, царящего среди современной молодежи: никакого уважения к собственности. Он постучал в выцветшую зеленую дверь. Молодая женщина, державшая на одной руке младенца, открыла ему, не снимая цепочки, и спросила: