Виталий Гладкий - Последняя жертва Магистра

В начале двенадцатого ночи Белейко, продрогший так, что зуб на зуб не попадал, едва не закричал от радостного изумления: есть! – штора в квартире Хробака осветилась изнутри неяркой желтой вспышкой. Кто-то закурил! Значит, его догадки вовсе не плод фантазии… И Белейко, включив портативную рацию, вышел на связь с дежурным по управлению…

Хробак в это утро управился со своими дворницкими обязанностями быстро. Едва начало сереть, как он, шаркая растоптанными валенками, подбитыми войлоком и резиной, уже вышел из ворот садика и побрел по дорожке к подъезду. Возле двери своей квартиры он неторопливо стряхнул с валенок снег, сильно топая и кряхтя, затем выудил из кармана полушубка ключ и долго тыкал им в замочную скважину, никак не попадая, – на лестничной площадке было темно, перегорела лампочка.

Наконец дверь отворилась; Хробак еще раз притопнул ногой и хотел было войти внутрь, как чьи-то сильные руки бесцеремонно оттащили его от входа, и негромкий, но внушительный голос шепнул над ухом:

– Спокойно, Иона Лукич. И тихо…

Майор Дубравин вместе с оперативником быстро вскочили в прихожую, затем в комнату.

– Иона, ты? – спросил кто-то из глубины комнаты.

И вдруг чья-то тень мелькнула перед глазами Дубравина; щелкнул замок двери, которая вела в спальню. Таиться уже не было смысла, и майор, включив верхний свет, бросился к этой двери.

– Открывайте, милиция!

Из спальни никто не ответил: только громыхнул опрокинутый стул и что-то заскрипело.

Дубравин мигнул товарищу, и они с разгона ударили телами в дверь. Затрещали филенки, дверь распахнулась так стремительно, что напарник майора растянулся на полу. Дубравин удержался – быстро отскочив в сторону от дверного проема, он щелкнул выключателем и крикнул:

– Руки!..

В дальнем конце спальни стояла двуспальная кровать. На ней в одной комбинации, растрепанная со сна и испуганная до полуобморочного состояния, сидела молодая женщина с пышными формами и круглым помятым лицом, на котором выделялись большие, полные губы. Это была Алина Басалыго – ее майор узнал сразу. Но он глянул на нее только мельком. Внимание Дубравина привлекло распахнутое настежь окно, откуда дуло морозным воздухом. "Ушел!" – плеснуло в голову горячей волной, и майор, не раздумывая, прыгнул через подоконник. Под окнами ворочался, ругаясь, Белейко.

– Что с тобой?!

– Нормально… – Белейко держался рукой за скулу. – Получил. Я сейчас…

Дубравин только крякнул с досады и что было мочи припустил по следам, которые петляли между деревьев скверика. Так он добежал до ручья, возле которого след обрывался и выныривал из темноты маслянистой глади на противоположном берегу. Майор лишь горестно вздохнул, представив на миг, во что превратится его новая куртка на меховой подкладке, и с разбега ухнул в теплую, дышащую паром воду, от которой разило сероводородом. С трудом вытаскивая ноги из илистого дна, перебрел ручей и вновь побежал по следу, который теперь, по крайней мере, нельзя было спутать с каким-либо другим.

Преследуемый, в отличие от Дубравина, бегал неважно. Вскоре со скачков полутораметровой длины он перешел на бег трусцой, а затем, уже огибая забор из высоченных бетонных плит, окружающих территорию сталелитейного цеха, брел, спотыкаясь. У него даже не хватило сил перелезть через забор: в одном месте виднелись грязные мазки на светло-сером бетоне плит и вмятина от тела на взрыхленном снегу, куда преследуемый упал, сорвавшись с опорного столба.

Майор бежал размеренно, стараясь не сбить дыхание. Ему было легче, чем тому, кто впереди: Дубравин ступал по его следам, проложенным в глубоком снегу.

Дубравин заметил преследуемого в тот момент, когда тот подтаскивал к забору пустую бочку, чтобы с ее помощью перебраться на территорию цеха, где ничего не стоило затеряться среди построек.

– Сто-ой! – крикнул майор, прибавив ходу.

Вздрогнув, словно пришпоренный, тот вскочил на бочку, подпрыгнул, пытаясь достать торчащий из забора арматурный прут, но промахнулся и рухнул в снег. Дубравин тем временем подбежал и, наставив пистолет, скомандовал:

– Лежать!

Словно распрямившаяся пружина, рванулся преследуемый к нему и сбил с ног. Пистолет майор удержал в руках и даже, совершив кульбит, встал, но удара избежать не удалось. Что успел сделать Дубравин, так это погасить силу удара, подставив плечо. И все же опять упал: кулак у противника поистине был пудовый. Но тот тоже не удержался на ногах и, пролетев по инерции мимо барахтающегося в снегу майора, ткнулся физиономией в сугроб.

И здесь Дубравин оказался проворней: оседлав рыкающего от злости противника, он захватил его правую руку, из последних сил рванул ее в сторону и завел ему за спину.

– А! – крикнул тот и засучил ногами. – Сдаюсь… П-пусти…

– Потерпи, Семка, потерпи… – тяжело дышал ему в затылок Дубравин, довольно улыбаясь: краем глаза он увидел бегущего к нему Белейко.

Во время обыска у Ионы Хробака были обнаружены почти все ценности, как ловко позаимствованные Чугуновым из трех квартир. Нашлись и вещи из ларца Ольховской, за исключением тех, которые Басалыго отнесла в скупку. Был здесь и завернутый в тряпицу великолепный перстень с "Магистром".

Мрачный и усталый Семка Заика, со смуглым и рябым от оспин лицом, сидел на стуле у стены, кидая злые взгляды на потерявшего дар речи Хробака. Тот как стал у входа в спальню, так и проторчал там до конца обыска, глядя прямо перед собой. Немного оживился он только тогда, когда сотрудники угрозыска сняли обшивку старого дивана – вытянув шею в их сторону, он дернулся, промычал что-то нечленораздельное и опять застыл в прежней позе.

Семка, посмотрев на диван, даже привстал от неожиданности: оперативники вытаскивали из пыльной утробы ширпотребовского чудища послевоенных пятилеток плотные перевязанные шпагатом пачки сотенных и полусотенных и выкладывали их на стол.

– Д-дела… – не удержался Заика. – Ну-у, ты и жох, Иона… Стоило мне копытить с-себе на н-новый срок, когда т-тут до пенсии хватило бы…

Одна только Басалыго из всей этой компании сохраняла присутствие духа; она причесалась, напудрилась, накрасила губы и теперь сидела с независимым видом, вызывающе постреливая глазами в сторону одного из понятых, рослого мужчины лет тридцати с крепко сбитой спортивной фигурой…

Допросы проводил следователь прокуратуры, молодой парень в очках с очень толстыми линзами. Это оказалось задачей многотрудной: Хробак вообще не отвечал на вопросы – он будто онемел; Басалыго поначалу несла околесицу, хихикала и строила следователю глазки; а Семка хитрил: заикался так, что разобрать его слова было почти невозможно. Но улики были чересчур серьезными, и задержанным все же пришлось в конце концов дать правдивые показания.