Мария Жукова-Гладкова - Герцогиня в подарок

Тогда, после скандала с папой, я пошла к шефу и сказала, что поеду в Чечню. Шеф кричал и топал ногами (что для него нетипично). Я настаивала. Из наших больше никто ехать не хотел. И не только не хотел, а просто боялся. Это совершенно нормальная человеческая реакция. Один очень известный парашютист, совершивший более тысячи прыжков, с которым у меня был недолгий романчик, как-то признался мне, что все равно испытывает страх. После стольких прыжков! Но, как он также сказал мне, люди делятся на две группы: на тех, кто в состоянии страх преодолеть, и тех, кто не в состоянии.

Шеф орал, мол, я не осознаю возможных последствий, он себе никогда не простит, если меня там убьют, изувечат или вообще что-то со мной сделают.

– У вас есть еще кто-нибудь, говорящий по-русски? И есть желающие ехать? А ведь будет странно, что «Зарубежный репортер», который всегда публиковал новости из Чечни, на сей раз не будет давать людям никакой информации. А сейчас это важнее, чем когда-либо раньше!

Я была уже совершеннолетней, так что могла принимать самостоятельное решение. Шеф заставил меня подписать какие-то бумаги, составленные нашим юристом (о том, что всю ответственность я беру на себя), и я поехала. Шеф все-таки думал и о бизнесе, и о репутации газеты.

Дело в том, что больше из Англии туда не отправился никто. Тогда. Прибыли позже… И журналисты, и политики.

Русские обещали решить вопрос, и в наших СМИ давали репортажи русских журналистов.

Русский спецназ, ожидавший приказа к штурму, не воспринимал меня серьезно. Молоденькая худенькая сероглазая блондиночка… Там, естественно, я не выглядела как «чувырла». Меня считали лишней проблемой: можно подумать, у них мало дел, а тут еще безопасность какой-то иностранки обеспечивать. И им еще было сверху особо указано «руки не распускать», как потом в частной беседе сообщил мне один спецназовец, который неровно ко мне дышал.

Но я влюбилась в их командира, который считал меня в лучшем случае назойливой мухой, задающей вопросы, а в худшем… Даже думать не хочется. Да, я влюбилась, как молодая русская девчонка, которая встретила настоящего мужика, образ которого рисовала в мечтах о суженом-ряженом…

Я не показывала ему своих чувств, примерно представляя его реакцию. И вообще я капитану спецназовцев не только не нравилась – буквально раздражала. Конечно, он не цедил ответы сквозь зубы, стараясь быть вежливым (все-таки я иностранка), но произносил слова абсолютно нейтральным тоном, отвечал кратко, строго на заданные вопросы.

А потом те, кто взял заложников, потребовали для ведения переговоров представителя Англии, говорящего по-русски.

Я не специалист по военному делу, но из разговоров и ответов на мои вопросы поняла, что держат наших журналистов в неприступном месте, на высоте. Если брать его штурмом, то погибнет много русских. И нужно очень много ребят, чтобы кто-то добрался до логова. Возможно, предвидя такой исход событий, командир отряда и был со мной неласков…

Переговорщики (русские) ходили с белым флагом по одному или по двое. Они же сообщали, что окопавшиеся на высоте могут сидеть там долго. Подготовились они знатно. У них были большие запасы оружия и боеприпасов, еды, там имелся колодец.

Возможно, если бы в заложниках находились русские журналисты, то русский спецназ действовал бы по-другому. Русские высшие чины и политики отдали бы другие приказы…

Но были захвачены англичане, и двое из них успели передать информацию коллегам в Англию. Быстро приехали американцы, французы и немцы. Русские журналисты тоже. И рисковать жизнями иностранных заложников было никак нельзя. Тем более Россия как раз укрепляла свой имидж на международной арене.

Из представителей Англии прибыла я одна. И я говорила по-русски.

Мне было безумно страшно, но я понимала, что это мой шанс. Если я его не использую, то остается только, поджав хвост, идти работать в папину ювелирную фирму. И еще мне очень хотелось доказать русскому капитану, что я чего-то стою. Чтобы он не смотрел на меня как на назойливую муху.

Я сказала, что пойду вести переговоры, хотя мне никто не предлагал ничего подобного. Русские обсуждали, кого вызвать из Англии, и вызывать ли. Русские политики, которые находились там, настаивали на штурме и применении какого-то газа. Но еще перед моей поездкой в Чечню шеф консультировался с кем-то из знакомых специалистов (у него есть знакомые во всех сферах) и предупредил меня, чтобы в случае применения газов бежала без оглядки. После применения газов можно не проснуться. Неизвестно, как он подействует на твой организм.

Забывая, что я понимаю русский язык, политики обсуждали, какие последствия их ждут, если со мной что-то случится. Моя судьба их совершенно не интересовала. Их интересовало, останутся ли они на своих теплых местах. Но я их понимала.

После того как я заявила, что отправлюсь вести переговоры, капитан впервые очень внимательно на меня посмотрел. Не как на назойливую муху. Его заместитель стал возражать. Но капитан явно думал о своих бойцах… И правильно делал. Лучше одна глупая англичанка, чем много его ребят.

Я пошла с белым флагом. Ноги у меня тряслись, внутри все сжималось, сердце судорожно билось в груди. И я ведь не знала, будут ли со мной вести переговоры. Я же – женщина.

Они и правда сильно ругались. Но я твердым голосом (ах, какие усилия мне потребовалось приложить, чтобы говорить уверенно!) повторяла, что я – единственная англичанка на месте и к тому же лучше из всех собравшихся здесь иностранных журналистов говорю по-русски.

Потом мне помог папа. Хоть и преследовал совсем другие цели.

Папа, узнав из средств массовой информации, куда меня занесло, явился к главе чеченской общины Лондона и попросил взять меня в заложницы и поучить уму-разуму, раз ему это не удалось. По мнению папы, мне будет полезно побывать в заложницах, зная, что он за меня не даст ни пенса.

Потом папа выступил перед телекамерами, рассказывая о своих мечтах. И тоже повторил, что лишает меня наследства и не даст за меня ничего.

У тех, кто держал заложников, имелась связь с братьями в Англии. Братья сообщили, что ни в коем случае не нужно брать в заложницы некую Бонни Тейлор, раз за нее все равно ничего не дадут. И, пожалуй, от той самой Бонни Тейлор будет много проблем. Один образованный брат читал О’Генри и вспомнил «Вождя краснокожих». Правда, я была англичанкой, а не американкой, мой папа – владельцем ювелирной компании, а не полковником Дорсетом, а полевые командиры – не авантюристами Сэмом и Биллом. Но брат из Лондона, собравший обо мне и папе кое-какую информацию, подумал, как бы чеченской общине не пришлось выплачивать мистеру Тейлору крупную сумму, лишь бы тот забрал меня назад…