Рид Коулмен - Хождение по квадрату

Я прошел мимо группы копов, не выставляя напоказ свой жетон, но, чтобы подойти ближе к воде, отыскал детектива, ведущего дело, объяснил насчет сломанного колена и сказал, что работаю на Малоуни. Это не произвело на него никакого впечатления, но он решил, что вреда не будет, если я взгляну на труп. Тело некоторое время находилось в воде, сказал он, но очевидных признаков преступления нет. Он не думает, что это тело Патрика Малоуни.

— Мужчина кавказского типа, мертвый, весь раздулся, — так он определил ситуацию. — Это Малоуни?

Когда мы подошли к мешку с телом, я почувствовал легкое головокружение, почти тошноту. Что-то я стал брезглив. Внезапно меня охватили сомнения. Частью мозга я понимал, что скучаю по своей работе больше, чем признаюсь себе. В глубине души я был разочарован тем, что, в отличие от Рико, никогда не получу шанс заработать золотой полицейский жетон, и даже тем, что в последний раз нахожусь на месте преступления здесь, на пронизывающем холоде, где воздух пропитан вонью мазута. С другой стороны, возбуждение и зависть к Рико вызвали у меня недовольство собой.

Детектив жестом попросил техников открыть мешок с телом. Когда они начали расстегивать молнию, накал противоречивых эмоций усилился. Если это Малоуни-младший, семья может начать привыкать к существованию без Патрика, а я вернусь к обычной жизни, какой бы она ни была. Те несколько дней, в которые я занимался делом Малоуни, обнажили печальную истину: я не готов к той жизни, которая ждет меня впереди. Я привык считать винный магазин мечтой Арона, хоть мы и объединили наши сбережения. Нет, я бы никогда не отступился, я просто не мог представить себя сидящим целыми днями за стойкой и обсуждающим сравнительные достоинства мерло и божоле.

Однако, несмотря на все переживания личного характера, я с удвоенной силой желал, чтобы это был не Патрик. По правде говоря, я испытывал жгучее любопытство. Чем жил Фрэнсис Малоуни? Какую правду о своем сыне скрывала от всего света его семья? Что случилось с Патриком Малоуни и почему? Если это его тело, на некоторые из вопросов можно будет получить ответы, но это произойдет помимо меня. Как ни абсурдно, я не был готов разделить разгадку участи Патрика Малоуни ни с полицейскими, ни с коронером.

— Это не он, — услышал я свои слова, произнесенные с нескрываемым облегчением.

— Как вы можете об этом судить? — с сомнением произнес детектив. — Он на человека-то не похож, так как же…

— Нет татуировки на правом предплечье.

Детектив вытащил бумажку из кармана и, водя по ней пальцем, старательно прочитал описание. Он показал мне бланк.

— Ничего не сказано об особых приметах, ничего о татуировке.

— Эй, — я поднял руки вверх, — я лицо неофициальное, так что выясните все с семьей.

По выражению лица я понял, что ему это не понравилось и он не намерен мое присутствие терпеть. Я поблагодарил его, повернулся и пошел прочь. На полпути к машине я заметил, что навстречу мне через толпу полицейских пробирается Фрэнсис Малоуни. Я схватил его за руку, чтобы остановить. Лицо его ничего не выражало.

Вначале он меня не узнал. В его маленьких ледяных глазках я прочел: «Кто ты, черт подери? Убери от меня свои лапы!» Но вот в глазах мелькнула искра узнавания, он выпятил нижнюю губу, слегка наклонив голову, как бы говоря: «Ну, ты меня поразил, жидовский ублюдок. Как ты узнал раньше меня?»

Но больше всего меня поразило выражение его лица, когда я сообщил ему новость:

— Это не Патрик.

На бесстрастном лице отразилась вся гамма противоречивых чувств: облегчение отчаянно боролось с чувством вины и разочарованием. Первое все же победило. Странно, но я не мог осуждать его за разочарование. Плохая новость всегда лучше неизвестности. Даже если у Малоуни с сыном были проблемы, которых я не понимал, недели жизни в неизвестности были адом для семьи.

— Почему вы так уверены? — спросил он.

Я прислонил свою трость к здоровой ноге, вытянул правую руку и пальцем левой указал на нее. Он прикинулся тупым:

— Что такое, Прейгер, азбука глухонемых?

— Нет татуировки. И я не видел серьги.

Это тоже произвело на него впечатление, он разозлился и, оттолкнув меня, прошел вперед. Как я узнал про татуировку? Что еще мне известно из того, что он хотел бы держать в секрете? Спроси он прямо, я бы ему не сказал. Чтобы выиграть в противоборстве с человеком, который привык быть хозяином положения и хранить опасные секреты, я должен был стеречь свои собственные, по крайней мере делать вид, что они у меня есть. На место, где только что стоял Малоуни, протиснулась черноволосая женщина в морском плаще. Около 30 лет, рост около 5 футов 6 дюймов. Приятные голубые глаза, треугольное лицо и слишком тонкие губы. Ее левая рука без обручального кольца слегка дрожала, пепел с сигареты падал на плащ. Во время нашего короткого разговора с Малоуни она стояла в нескольких шагах слева от него. Я смутно ощущал ее напряженное внимание, но у меня не было причин предполагать связь между ними. Она обратилась прямо ко мне:

— Вы уверены?..

Я не стал спрашивать в чем.

— Совершенно уверен, хотя…

Она не дала мне закончить, погладила мимолетным жестом по руке, поблагодарила улыбкой и побежала к воде. Что-то в этой улыбке зацепило меня, от прикосновения по руке словно ток пробежал.

Было 4:30, когда я вернулся к своей машине. Я решил, что поеду домой не сразу, и направился к Бруклинскому мосту. Купил по дороге кофе и бейгел, припарковал машину на Бруклин-Хейтс и нашел свободную скамейку на набережной. Хотя панорама Нижнего Манхэттена раскинулась передо мной во всей своей красе, похожая на колоду плохо перемешанных карт, я мог думать только об улыбке той женщины.

Если уж нью-йоркские «Джетс» и «Гиганты» [9] «Джетс» и «Гиганты» — футбольные команды. могут играть в Нью-Джерси, а аэропорт Цинциннати [10] Граница между штатами Огайо и Кентукки проходит по городу Цинциннати, и аэропорт действительно находится на территории соседнего штата. находится в Кентукки, нью-хейвенскому хоспису Святой Марии сам бог велел располагаться в Хемдене. По крайней мере, это все еще штат Коннектикут. Хоспис, как и многие другие викторианские здания на Уитни-авеню, был изысканно украшен пряничными завитушками, полукруглыми верандами и узорчатой кровельной дранкой. Цветовая гамма — желтые, коричневые, темно-зеленые с желтоватым отливом тона — не вызывала у меня эстетического трепета, но, учитывая близость к озеру и пышному парку, я понимал, почему епархия выбрала это место для хосписа. Я поделился этой мыслью с регистраторшей.

— О, — ответила она, — нам действительно повезло! Богатый выпускник Йеля несколько лет назад завещал эту усадьбу церкви. Раньше мы располагались в Нью-Хейвен — между притоном наркоторговцев и заброшенным супермаркетом.