Майнет Уолтерс - Скульпторша

Для Роз вера умерла давно, и она вполне могла разделить точку зрения Олив, равно как и ее цинизм.

— Итак, если я вас правильно поняла, вы считаете, что нет абсолютного добра и зла. Существует только индивидуальная совесть и законы.

Олив кивнула.

— И совесть вас не мучает, поскольку вы считаете, что не совершали никакого зла, а лишь поступили правильно.

Олив одобрительно посмотрела на журналистку.

— Все верно.

Роз задумчиво покусывала нижнюю губу.

— А это означает, что вы верили в то, будто ваша мать и сестра заслуживают смерти. — Она нахмурилась. — Тогда я не понимаю другого. Почему вы отказались от адвоката на суде?

— Меня нельзя было защитить.

— Но можно найти мотивы провокации, ментальной жестокости, заброшенности. Ваши мать и сестра должны были сделать что-то такое, что частично оправдывало бы ваш поступок в отношении их.

Олив достала из пачки следующую сигарету, но отвечать не стала.

— Итак?..

И снова этот долгий испытующий взгляд. На этот раз Лей выдержала его.

— Итак? — не отступала она.

Неожиданно Олив принялась стучать в окошко тыльной стороной ладони.

— Я уже готова, мисс Хендерсон, — позвала она тюремщицу.

— Но у нас есть еще сорок минут, — удивилась Роз.

— Я наговорилась.

— Простите. Наверное, я вас чем-то расстроила. — Роз выдержала паузу. — Но это было неумышленно.

Олив ничего не отвечала, а только равнодушно смотрела на журналистку, пока в комнату не вошла надзирательница. Затем Олив ухватилась за край стола и, при помощи тюремщицы, подтолкнувшей ее сзади, поднялась на ноги. Сигарета, которую она так и не успела зажечь, прилипла к нижней губе и болталась, как кусок распушенной ваты.

— Увидимся на следующей неделе, — проговорила Олив и прошлепала к двери неуклюжей походкой. Затем они неторопливо двинулись по коридору: впереди Мартин, а за ней мисс Хендерсон, волочившая металлический стул.

Роз сидела неподвижно еще несколько минут, наблюдая за ними в окошко. Почему Олив уклонилась от ответа, когда речь зашла об оправдании? Роз почему-то почувствовала себя обманутой. Ей хотелось услышать ответ именно на этот вопрос, и вот вам!.. И сейчас она осознала, что ее природное любопытство словно стало оживать после долгого летаргического сна. Но зачем это все? Тут не было никакого смысла, ведь она и Олив — совершенно разные женщины, хотя Роз должна была признаться себе и в том, что стала испытывать к Олив некоторую симпатию.

Роз захлопнула кейс и даже не заметила, что со стола пропал ее карандаш.

Айрис оставила на автоответчике послание: «Позвони мне и расскажи обо всей этой истории, — прохрипела она. — Эта женщина на самом деле такая отвратительная? Жирная и сумасшедшая, как утверждает ее адвокат? Тогда это действительно ужасно! С нетерпением ожидаю душещипательных подробностей. Если не позвонишь сама, я приеду к тебе и докажу, что я настоящая зануда.»

Роз налила себе джина с тоником, размышляя о том, была ли бесчувственность, свойственная Айрис, наследственной или приобретенной. Затем она набрала ее номер.

— Я звоню тебе только потому, что выбираю меньшее из двух зол. Если бы мне пришлось выслушивать весь твой вздор прямо здесь, меня стошнило бы на мой роскошный ковер.

В это время кошка Роз, Миссис Антробус, считавшаяся в доме командиршей, скользила между ног хозяйки, громко мурлыча и подняв хвост трубой. Роз весело подмигнула ей. У них с Миссис Антробус давно сложились своеобразные отношения, в которых кошка главенствовала, а Роз знала свое место и не высовывалась. И не имело никакого смысла заставлять Миссис Антробус делать то, чего той не хотелось.

— Бог ты мой! Неужели она тебе понравилась?

— Ты просто несносная женщина! — Роз сделала небольшой глоток. — Мне кажется, слово «понравилась» здесь как-то неуместно.

— Она действительно очень толстая?

— Даже чересчур. И это скорее грустно, а не смешно.

— Она с тобой беседовала?

— Да. У нее прекрасное произношение, и по разговору становится понятно, что это интеллигентный человек. Я ожидала увидеть совсем другое. Кстати, она абсолютно нормальная.

— Если не ошибаюсь, адвокат говорил, что она психопатка.

— Все верно. Я собираюсь завтра с ним встретиться и узнать, кто его надоумил утверждать подобное. Если верить Олив, у нее сменилось пять психиатров, и все считали, что она вполне нормальный человек.

— Но, может быть, она сказала неправду?

— Вряд ли. Я потом проверила эти сведения у начальника тюрьмы. — Роз нагнулась, подхватила Миссис Антробус и прижала ее к груди. Кошка, громко мурлыча, лизнула хозяйку в нос. Но это была корыстная ласка. Кошка проголодалась. — И все же, на твоем месте я не слишком бы радовалась. Возможно, Олив откажется от следующей встречи со мной.

— Почему? И, кстати, что у тебя там за ужасный шум? — потребовала разъяснений Айрис.

— Это Миссис Антробус.

— О Господи! Все та же шелудивая кошка. — Наконец-то Айрис немного отвлеклась. — А такое впечатление, будто у тебя полным ходом идет ремонт квартиры. И что ты с ней делаешь?

— Я ее просто люблю. Кстати, именно она делает эту квартиру более-менее сносной, так, что мне хочется сюда возвращаться.

— Ты просто сумасшедшая, — подытожила Айрис. Ее ненависть к кошкам можно было сравнить только с ненавистью к авторам. — Если честно, то я вообще не понимаю, зачем тебе понадобилось снимать такую квартиру. Возьми деньги, доставшиеся от развода, и устрой себе приличное жилье. Так почему Олив может отказаться от следующей встречи?

— Она непредсказуема. Неожиданно рассердилась на меня непонятно за что и сама потребовала прекратить свидание.

В трубке было слышно, как Айрис в испуге втянула в себя воздух.

— Роз, только не испорть ничего! Надеюсь, все еще поправимо.

— Не знаю, — усмехнулась журналистка. — Придется подождать и посмотреть, что будет дальше. Ну, а теперь мне пора. Пока-а!

Она повесила трубку как раз в тот момент, когда Айрис собиралась проворчать еще что-то, и отправилась на кухню кормить Миссис Антробус. Когда телефон зазвонил снова, она взяла стакан с джином, переместилась в спальню и принялась печатать.

Олив взяла в руки карандаш, украденный у Роз, и аккуратно поставила его рядом с маленькой глиняной фигуркой женщины, устроившейся в самом дальнем углу ее тумбочки. Толстые губы женщины непроизвольно шевелились: они будто попеременно то жевали что-то, то сосали, пока она внимательно изучала фигурку. Это была кукла грубой работы, выполненная из куска серой глины, необожженная и без глазури, напоминающая древний символ плодородия. Однако женщину в ней не угадать было просто невозможно. Олив выбрала красный маркер из кувшинчика и аккуратно выкрасила пластинку у лица, которая должна была изображать волосы. Затем она взяла в руку зеленый маркер и покрасила им туловище куклы, имитируя шелковое платье спортивного покроя, которое в тот день было на Роз.