Ян Флеминг - Казино Руаяль

Грек снял с большой стопки стотысячных жетонов пять кружков, и крупье придвинул их в центр стола к пятисоттысячному жетону Намбера. С каждого выигрыша казино получает небольшой процент, но по традиции на больших столах этот процент берет на себя банкомет, либо заранее внося оговоренную сумму, либо рассчитываясь по окончании партии, с тем, чтобы на банке всегда стояла ровная сумма. Намбер выбрал второй вариант.

Крупье опустил в специальную прорезь несколько жетонов, которые потом будут предложены к оплате банкомету, и спокойно объявил:

- Un banco d un million (15).

- Suivi (16), - тихо сказал грек, пользуясь своим правом отыграть проигранный банк.

Бонд закурил и поудобнее устроился в кресле.

Большая игра началась; эти же спокойные слова будут из раза в раз повторяться до конца, до того момента, когда игроки выйдут из-за стола. После этого использованные колоды будут преданы огню, стол накроют чехлом, похожим на саван, зеленое поле боя, впитав последние капли крови своих жертв, утолит жажду.

Взяв третью карту, грек смог набрать только четыре очка против семи у банкомета.

- Un banco de deux millions (17), - сказал крупье.

- Принято, - сказал Бонд.

МОМЕНТ ИСТИНЫ

XI

Намбер без видимого интереса посмотрел в сторону Бонда; круглые глаза придавали его бесстрастному взгляду что-то кукольное. Его рука медленно сползла со стола и скользнула в карман смокинга. Он извлек маленький цилиндрический предмет, отвинтил крышку и, с не очень уместной тщательностью вставив горлышко цилиндра в ноздри, глубоко вдохнул пары ортедрина.

Не торопясь, он убрал распылитель в карман и привычно встряхнул сабо.

Во время этой неприятной пантомимы Бонд хладнокровно выдерживал взгляд Намбера, не переставая разглядывать его широкое бледное лицо с коротким ершиком рыжеватых волос, мокрые пунцовые, никогда не улыбающиеся губы, плечи под широким смокингом, который, не будь отблеска света на сатиновых лацканах, более походил бы на черную шкуру на торсе Минотавра.

Бонд положил, не считая, на стол пачку банкнот. Если он проиграет, крупье возьмет из нее столько, сколько нужно, суть этого принятого в картах жеста заключалась в желании показать: игрок не собирается скоро закончить партию и предъявленные деньги - лишь небольшая часть имеющихся у него в наличии.

Все почувствовали напряжение противников и, когда Намбер начал сдавать карты, за столом стало тихо.

Концом лопатки крупье пододвинул к Бонду две его карты. Тот, продолжая смотреть на Намбера, протянул к ним руку, на мгновение опустил глаза, затем, вновь взглянув на противника, небрежно перевернул их.

Девять: четверка и пятерка.

По столу прокатился завистливый вздох, двое, сидящих слева от Бонда, обменялись грустными взглядами, жалея, что у них не хватило смелости принять игру.

Чуть заметно пожав плечами, Намбер медленно перевернул свои карты и отбросил их от себя. Два валета. Ни очка.

- Баккара, - сказал крупье, пододвигая к Бонду жетоны. Тот убрал их в правый карман вместе со своей нераспечатанной пачкой. Хотя его лицо по-прежнему не выдавало ни малейшего волнения, он был рад своему первому успеху и молчаливым поздравлениям, идущим со всех сторон.

Дама, сидящая слева от него, миссис Дюпон, повернулась к нему и натянуто улыбнулась.

- Надо было опередить вас. Как только сдали карты, я почувствовала, что вы выиграете.

- Игра только начинается, - сказал Бонд. - Наверное, в следующий раз вы не ошибетесь.

Сидящий рядом с супругой господин Дюпон наклонился к Бонду и философски заметил:

- Если бы мы умели никогда не ошибаться, никто из нас здесь бы не сидел.

- Я бы все равно была здесь, - откликнулась миссис Дюпон со смехом. - Я же играю для собственного удовольствия!

Игра возобновилась. Бонд бросил взгляд на толпу, собравшуюся у загородки. Он без труда заметил двух телохранителей Намбера, стоящих позади хозяина, по обе стороны от него. Они были более или менее похожи на остальных зрителей, но недостаточно выразительно переживали игру, чтобы остаться незамеченными.

Тот, который держался справа от Намбера, был высоким, в смокинге, с похоронной миной на невыразительном земляного цвета лице. Глаза у него бегали и сверкали, как у заговорщика. Его длинное тело все время дергалось, руки беспокойно полировали медную загородку. Бонд подумал, что этот человек должен убивать, не спрашивая, кого он убивает, и скорее всего предпочитает своих жертв душить. В нем было что-то от Ленни из "Мышей и людей", с той разницей, что у этого жестокость была порождением не инфантильности, а наркотиков. Марихуана, определил Бонд.

Второй - маленький, чрезвычайно смуглый, с плоской головой и густо набриолиненными волосами - был похож на корсиканского лавочника. Должно быть, он был инвалидом. Толстая бамбуковая трость с резиновой пяткой висела рядом с ним на загородке.

"Он должен был получить разрешение, чтобы пронести ее с собой", отметил про себя Бонд, знающий, что в игорных домах на трости и прочие подобные предметы наложен запрет во избежание бурного проявления эмоций. "Корсиканец" производил впечатление довольного собой человека, не считающего нужным скрывать свои очень плохие зубы. У него были густые черные усы, очень волосатые руки. Наверное, и все его тело было покрыто такими же черными густыми волосами...

Игра шла без неожиданностей, но с чуть заметным оживлением за столом.

В железке и в баккара третья партия подобна звуковому барьеру. Удача может отвернуться от вас в первых двух, в третьей - это уже катастрофа. Вероятно поэтому банкомет и игроки предпочитали не рисковать, хотя на банке за два часа игры уже побывало в общей сложности десять миллионов.

Бонд не знал, сколько именно Намбер выиграл за предыдущие два дня. Предположительно - около пяти миллионов, так что теперь его капитал не должен превышать двадцати.

На самом же деле сегодня днем Намбер проиграл. И проиграл много. В его распоряжении оставалось всего десять миллионов против двадцати восьми миллионов Бонда, если считать те четыре, которые он выиграл к часу ночи.

Бонд был доволен тем, как шла игра, но не расслаблялся. Намбер ничем не выдавал своего волнения. Он продолжал играть как автомат, молча, лишь изредка тихо отдавая распоряжения крупье о ставке в очередной партии.

За пределами зоны большого стола, где царила тишина, атмосфера была более шумной: шепот за столами железки, рулетки и "тридцать-сорок", гул голосов, прерываемый зуммером крупье, внезапный смех и нервные выкрики доносились со всех сторон огромного зала.

В глубине зала отсчитывал свои проценты с каждого поворота рулетки, с каждой перевернутой карты символический метроном казино, большая хитрая кошка с пульсирующим нулем на месте сердца.