Владимир Гоник - Я не свидетель

- Вы изложили это следователю? - спросил Михальченко.

- Пока нет. Успею. Пусть поработают. Мало ли что обнаружится в ходе следствия.

- Что мы скажем сыну Тюнена?

- А что мы можем сказать? Захочет - пусть ждет окончания официального расследования... Он ведь еще не знает, какое наследство ему привалило. В чемодане Тюнена под газетой обнаружили конверт. Помнишь, от которого была отрезана полоска для закладки в Библию? Так вот в этом конверте письмо от Анерта, где он извещает Тюнена, что тот владелец дома и счета в одном из банков Мюнхена.

- Но Тюнен не захотел этого наследства.

- Это не значит, что и сын откажется.

- Они были на опознании трупа?

- Иегупов и сын Тюнена?

- Да.

- Ну и дела, - после некоторой паузы произнес Михальченко, поднимаясь. - Пойду скажу Стасику, чтоб залил полный бак, машина может понадобиться семье Остапчука, на рынки смотаться, чего привезти для поминок; ту же водку, минералку не таскать же вдове в сумках. - Он вышел.

37

Ни время не ускорило свой бег, ни количество часов в сутках не сократилось, однако последние недели такое ощущение давило Левина. Он корил себя, что до сих пор не возвратил книгу профессору Нироду. И только сегодня пришло какое-то предчувствие просвета. И он дал себе клятву, что в конце недели обязательно отправится к Нироду...

- Ты что по вечерам делаешь? - спросил Левин у Михальченко.

- Телевизор смотрю, газетки листаю, иногда в кино ходим, - удивился тот вопросу. - А что?

Было утро. Они только что явились в бюро, сидели в комнате у Михальченко.

- А книги читаешь? - поинтересовался Левин.

- Редко, - признался Михальченко. - За годы милицейской службы отвык, выспаться времени не хватало, какие уж книги.

- Смотри, Иван, алфавит забудешь. Чтоб этого не случилось, на, почитай, - Левин извлек из "дипломата" вставленную в целлофановую обложку книгу.

- Какая-то старинная, - повертел ее в руках Михальченко.

- Главное, что полезная. Кое-что интересное узнаешь.

Из коридора донесся металлический щелчок.

- Почту принесли, - узнал Левин звук захлопнувшегося коллективного ящика-секции. - С книгой, пожалуйста, аккуратней. Чужая.

- Когда надо вернуть?

- Два дня тебе хватит.

Михальченко взял маленький запасной ключик, висевший обычно на гвозде, вбитом в дверной косяк и пошел за почтой, а Левин двинулся по коридору к себе. За субботу и воскресенье в его и без того казенной комнате поселялся нежилой дух.

"В казарме хоть потом воняет и сапожной ваксой. А здесь вообще ничем", - подумал Левин.

Вошел Михальченко. Он держал в одной руке газеты и журнал "Человек и закон", которые выписывали на бюро, а в другой - конверт. Левин сразу узнал его - узкий, длинный, иногда в таких из Мюнхена приходили послания от Анерта.

- Вам тоже есть что почитать.

- Вижу, вижу.

- А я пойду журнальчик погляжу.

Левин надорвал конверт. В нем было письмо и еще какие-то бумаги.

"Уважаемый господин Левин!

Я недавно возвратился из поездки. Выполняя вашу просьбу, еще раз тщательно пересмотрел бумаги дяди. К сожалению, заинтересовавшее Вас письмо советника доктора Клеффера, которое он распорядился вскрыть после своей смерти, обнаружить не удалось. Но попались отдельно лежавшие, почему-то вырванные из дневника две страницы с записью за 4 мая 1919 года. Они, как мне кажется, в какой-то мере объясняют многое. А главное - в приписке в конце их, сделанной дядей в 1928 году, т.е. спустя девять лет. Из нее я многое понял, хотя и не до конца. Полагаю, что именно у Вас обнаружится ответ, просветляющий все вопросы. Отправляю Вам русскую копию этих страничек.

С уважением Г.Анерт".

Письмо-предисловие Анерта было интригующим. Отложив его, Левин взялся за ксерокопии дневниковых страничек.

"...4 мая 1919 года.

Пишу о событиях минувших, так сложились обстоятельства, что своевременно сделать запись я не имел возможности.

В конце апреля 1918-го года я был откомандирован в Москву и прибыл туда в распоряжение господина советника доктора Клеффера. Он мне сказал: "Алоиз, вам предстоит поехать на Украину в город Старорецк. Это губернский город. Поездка важная, весьма деликатного свойства и, буду откровенен, связана с некоторым риском. Но вы офицер, и этим все сказано. Отправитесь вы в штатском, и образ жизни ваш там должен соответствовать лицу партикулярному. Вы ведь инженер-строитель, и едете туда по договоренности с московскими властями: большевики намечают в том регионе восстановление важной для них железной дороги, в Старорецке имеется хороший карьер по производству щебня, им нужны консультации квалифицированного специалиста, поскольку своих они уничтожили. Таким специалистом станете вы. Истинная же цель вашего пребывания там следующая: от одного нашего русского друга его фамилия Иегупов - вы иногда будете получать опечатанные пакеты, которые с большими предосторожностями вам надлежит привозить в Москву мне. В Старорецке вы найдете хороший приют у бывшего директора тамошнего коммерческого училища немца господина Франца Тюнена. Я дам вам рекомендательное письмо к нему от его друга детства, живущего с 1902 года в Берлине. Прочие детали мы еще обговорим"...

В скором времени после этого разговора я отбыл в Старорецк. Поселился, как и предполагалось, в доме господина Франца Тюнена интеллигентного приветливого человека. Гостеприимство мне оказывала его милая жена, нянчившая годовалого сына Георга.

Делами карьера я занимался от случая к случаю, у местных властей неразбериха, хаос, их время поглощали тысячи других, ежедневно возникавших первоочередных забот.

Наконец однажды появился господин Иегупов. Он был старше меня на несколько лет, неулыбчивый человек с недобрыми стального цвета глазами. Носил он штатский френч, брюки, заправленные в сапоги и серую кепку в большую клетку. Я вручил ему туго набитый деньгами портфель от советника доктора Клеффера, на что Иегупов только и сказал: "Хорошо. Скоро увидимся". Затем он приходил несколько раз и приносил опечатанные сургучом пакеты, завернутые в старые газеты. Я отвозил их в Москву Клефферу. Как-то я заболел тяжелой инфлюэнцей с осложнением на уши. Выходила меня жена Тюнена - Клара. Но из-за этого дважды или трижды с пакетами от Иегупова в Москву ездил Франц Тюнен, не зная, как впрочем и я, их содержимое. Но для него я придумывал всякий раз невинные поводы для этих поездок, вроде связанные с моим пребыванием здесь как инженера.

В Старорецке я пробыл без малого четыре месяца, затем меня срочно отозвали в Москву после убийства посла Мирбаха, а из Москвы уехал сюда, в Финляндию. Здесь моим гостем десять дней был Франц Тюнен. Как-то вечером возле гостиницы мы встретили господина Иегупова. В прекрасном европейском пальто и шляпе, он вышел из шикарного автомобиля, завидев нас, заулыбался, был очень любезен, пригласил вечером отужинать. За ужином в ресторане он весело говорил о чем угодно, но ни разу не вспомнил наши с ним контакты в Старорецке. На следующий день Иегупов предложил нам сфотографироваться на память, что мы и сделали в одном из салонов..."