Владимир Гоник - Край света

Около двух часов ночи они с командиром полка подъехали к самолету. Экипаж построился и после доклада все заняли свои места: в тускло освещенном носовом фонаре появился штурман-навигатор, в одном из прозрачных выпуклых шарообразных блистеров, выступающих с двух сторон фюзеляжа, маячил КОУ, командир огневых устройств, именуемые обычно просто стрелком, в хвостовом фонаре копошился радист, а в верхнем блистере была видна голова второго штурмана, его чаще называли оператором; лишь майор первый пилот и командир экипажа поджидал Лукашина под самолетом у лесенки, опущенной из люка.

Погода благоприятствовала полету: с востока на запад через все небо широким светлым и туманным полем тянулся Млечный Путь, даже маленькая и бледная звезда Алькор в ковше висящей низко на севере Большой Медведицы была отчетливо видна.

Затененные фонари светлыми многоточиями уходили в темноту по обе стороны взлетной полосы. Командир полка пожал Лукашину руку, сел за руль и покатил в сторону стартово-командного пункта. Лукашин по лесенке забрался в люк и занял кресло второго пилота, который на этот раз не летел.

На плоскостях вспыхнули навигационные огни - справа зеленый, слева красный, на киле белый, самолет по дорожкам вырулил на полосу, они получили разрешение на взлет, и двигатели взревели, набирая обороты.

- Держать газ! - приказал майор, команда относилась к Лукашину, который занимал кресло второго пилота.

- Держу газ, - ответил Лукашин, удерживая левой рукой сектор газа, называемый обычно РУД (регулятор управления двигателями). Он дождался, пока двигатели набрали обороты, и сказал. - Режим взлета.

Самолет тронулся с места, Лукашин следил за скоростью, после ста тридцати километров в час он начал отсчитывать вслух: сто пятьдесят... сто восемьдесят!..

Все, кто находился сейчас на командном пункте, видели, как огромная машина, сотрясая землю, с гулом мчится вперед.

- Внимание: двести пятьдесят! - Лукашин сделал паузу и сообщил. Двести девяносто! - он глянул вниз и сказал. - Отрыв.

Самолет быстро набирал высоту.

- Убрать шасси! - приказал майор, и это тоже относилось к Лукашину, обычно шасси убирал второй пилот.

Левой рукой Лукашин нажал и повернул кнопку на пульте в проходе между сиденьями: на приборной доске зажглось табло: "шасси убраны".

После взлета они выполнили маневр и легли на боевой курс. Лукашин на инспекциях не вмешивался в действия экипажа, но сейчас заметил как бы невзначай:

- Командир, строевые огни...

Майор с досадой в голосе приказал погасить синие строевые огни: полет был одиночным. Лукашин понял состояние майора: начать полет с замечания считалось плохой приметой.

- Ничего, командир, это не замечание, - успокоил его Лукашин. Он и сам не любил зануд, ставящих каждое лыко в строку.

Первые минуты шел обычный радиообмен, в шлемофонах стояла толчея голосов, эфир казался перенаселенным; позже они набрали высоту, после четырех тысяч метров надели кислородные маски, а когда ушли от аэродрома на триста километров, майор доложил на землю:

- Я - полсотни седьмой, на борту порядок. Отход. Прошу конец связи.

Им разрешили, майор поднял руку и нажал кнопку вверху над проходом на пульте радиостанции: с первого канала они перешли на второй, общий.

Сразу стало тихо, в гражданском эфире в этот поздний час царил покой, глухая ночь окутывала небо. Только откуда-то издали тихо, но отчетливо донесся разговор летчиков Аэрофлота:

- Миша, ты куда?

- В Магадан. А ты?

- В Крым.

- Завидую.

- Полетели вместе...

- Я не прочь, пассажиры не пустят.

- В Крыму сейчас благодать, - с усмешкой заметил Лукашин. - Бархатный сезон. Может, махнем?

- В Крыму хорошо, но нам туда не надо, - сдержанно ответил майор, который не знал, как держать себя с этим подполковником: инспекторы попадались разные.

Они летели над океаном. Внизу вели ночной лов сейнеры, шли, посвечивая топовыми огнями, танкеры и сухогрузы, но чем дальше, тем безлюднее становился океан - ночная пустыня без единого огонька.

Еще помнились залитые светом города, бессонные порты, гавани, поселки на островах, но там, внизу, позади - так далеко, что их как бы и не было, лишь воспоминания нетвердо держались в памяти.

Вшестером они летели в ночном небе. Отчетливо горели над ними звезды, до которых, казалось, рукой подать. В полумраке слабо светились приборы, свет навигационных огней с двух сторон проникал в кабину - справа зеленый, слева красный, лица в их освещении выглядели прихотливо и странно.

Они летели сквозь холод и мрак, за бортом внятно помнилась ледяная мглистая пустота. Одинокий самолет в ночном небе был, словно островок жизни, оторвавшийся от земли.

После трех часов полета им предстояла заправка в воздухе, с другого аэродрома, расположенного далеко в стороне, летел заправщик, в назначенном месте они должны были встретиться.

Радиообмен они начали с расстояния в восемьсот километров и время от времени вызывали друг друга на связь. За пять минут до встречи первый штурман доложил майору:

- Командир, подходим к району заправки.

Они зажгли синие строевые огни, экипаж почувствовал безотчетную тревогу, хотя им не раз уже приходилось заправляться в воздухе. Через две минуты доложил второй штурман, следивший за бортовым радаром:

- Командир, они слева. Курс шестьдесят, удаление сорок.

Танкер летел под углом в шестьдесят градусов к их курсу на расстоянии сорока километров, они быстро сближались. Не прошло и минуты, второй штурман доложил снова:

- Слева двадцать, - он переждал вдох и выдох и сообщил. - Слева десять.

И почти сразу же раздался голос прапорщика, командира огневых установок:

- Командир, я их вижу!

В сплошной черноте перемигивались два прерывистых красных огня: на глаз не понять было - далеко ли они, близко ли и стоят на месте или движутся.

Вскоре можно было различать навигационные огни, майор вышел на связь:

- Пятьсот тридцатый, я полсотни седьмой, вас вижу. Разрешите подход справа?

- Полсотни седьмой, я пятьсот тридцатый, подход разрешаю, - отозвался командир заправщика.

Оба самолета опустились до установленной высоты в шесть тысяч шестьсот метров и стали сближаться; сейчас их вела аппаратура межсамолетной навигации. На самолетах, кроме проблесковых маяков и навигационных огней, горели синие строевые огни, яркие белые фары освещали пространство между плоскостями; штурман танкера включил дополнительную ручную фару.

- Выпускной шланг! - скомандовал майор пилоту заправщика.

Из правой плоскости танкера выполз шланг, поток воздуха сбивал его в сторону, однако страхующий трос удерживал.

- Шланг выпустил, к работе готов, - сообщил командир заправщика.