Владимир Гоник - Правый поворот запрещён

- Нарушаем, - Агрба указал на знак.

- Этой дорогой давно не пользуются, - ответил Мотрич. - Раньше по ней с карьера шли самосвалы со щебенкой и песком. Карьер давно выработан, закрыт.

- Что же знак не снимаете? - спросил Джума.

- Пусть торчит, меньше будут ездить на пикники, и так весь берег загадили...

Машина ушла с грунтовки и медленно съезжала по высокой траве к береговому обрыву. У верхней его точки остановились, вылезли, и Агрба сразу увидел перевернутое вверх дном старое ржавое ведро.

- Под ним, - сказал Мотрич, поднимая ведро. - Вот тут они лежали.

Агрба прикинул: от места, где нашли очки, до края утеса метра три. Он прошел их, присел на корточки и заглянул вниз. Обрыв падал круто, а у самой воды стену его уже не было видно, река как бы подмыла его и он нависал над нею.

"Высота приличная, - прикинул Джума. - Метров семь". Он встал, огляделся. Справа и слева обрыв снижался, и дальше берег шел почти вровень с рекой, видна была осока, склонившаяся над водой. Медленно очертив небольшую площадку, в центре которой оказалось ведро, Джума стал вышагивать туда-сюда, то и дело приседал, глядя поверх травы в сторону дороги.

- Ярослав! - вдруг позвал он Мотрича. - Смотри! Видишь?

- Да. - Низко наклонив голову, Мотрич увидел колею полегшей под колесами травы.

- Это когда машина шла сюда. Тут остановилась, а здесь водитель сильно газанул, разворачивался, трава порвана до песка, и сразу новая колея, но трава легла в обратную сторону, к дороге. Надо замерить ширину колеи, - попросил Агрба лейтенанта.

- Давай еще пошуруем тут, раз уж в этом месте поперла карта. - Джума шевельнул траву носком туфли.

- Да мы смотрели, - сказал Мотрич.

- А вдруг? - Джума обвел рукой площадку.

Они разбрелись. Повозившись около часа - склонившись, шевеля кустики, заглядывая под каждый, потирая поясницу. Но больше ничего не нашли.

Когда ехали обратно, Мотрич, кивнув на знак "правый поворот запрещен", сказал:

- Место это тихое, во-первых знак, во-вторых, неудобно спускаться к реке, больно круто, местные купальщики сюда не ездят. Иногородние, случается, шашлыки здесь жарят.

- Или баб, - засмеялся Агрба.

- С бабой стараются на тот берег, там леса. А тут все открыто.

- От шашлычной компании никаких следов: ни углей, ни консервных банок, ни бутылок, ни крышечек от бутылок, - сказал Агрба.

- Все вокруг чисто, непривычно даже. Вроде нога человека и не ступала, - сказал лейтенант.

- Как видишь, ступала, - возразил Мотрич. - Правда, осторожно.

- Не так уж осторожно, дорогой: очки, автомобильные колеса.

- Поедем обедать? - спросил Мотрич, глянув на часы.

- Я готов, - согласился Агрба, догадываясь, что кормить его, гостя, будут вкусно, так уж заведено: он приехал в райотдел из областного управления... - Ярослав, когда от вас вчерашний рейсовый автобус? - Агрба хитрил, он не собирался возвращаться из Богдановска автобусом, просто это был намек, на который тут же отозвался Мотрич:

- На кой черт тебе автобус? Отправим удобней, что-нибудь сообразим...

15

В тот же четверг, когда Агрба укатил в Богдановск, Скорик, созвонившись, отправился в институт к Яловскому.

Едва Скорик уселся в предложенное кресло, Яловский предупредил секретаршу:

- Меня ни с кем не соединяйте и никого не пускайте... Слушаю вас, повернулся он к Скорику. - Что вас еще интересует? Тут уже был один ваш коллега... не помню фамилии.

- Щерба... Из разговоров у меня сложилось впечатление, что Кубракова была очень неуживчивым человеком. Знаете, из тех, кто создает себе врагов, - без предисловия начал Скорик.

- Не совсем так... Я повторю вам то, что сказал товарищу Щербе: Елена Павловна превосходный специалист, хороший организатор. Прагматична в лучшем смысле слова. Да, она жестка, иногда жестока, язвительна. На этой почве возникают трения, случается, с ба-а-льшой искрой, - он говорил о Кубраковой, как о живой, словно она сидела где-то рядом, в соседнем кабинете.

- Из-за этого она и с Назаркевичем враждовала?

- За два часа можно модернизировать деревянную тачку. Кубракова предпочитала модернизировать скоростной автомобиль, хотя на это нужен месяц. А Назаркевич примется доводить до ума тачку, потому что она нужна немедленно. Вот вам разница между ними. Он, безусловно, хороший, способный специалист, фонтанирует идеями. Но в основном для тачки. Тщеславен, гипертрофированно самолюбив, полагает, что она не дает ему хода, затирает, завидует. Неприязнь перешла почти во вражду.

- Почему же она не рассталась с ним?

- Видимо, дорожила как специалистом. От нас и так люди уходят в кооперативы. Платим мало. Ушел технолог Вячин, компрессорщик Матляк, сейчас по договору нанялись куда-то руководитель нашего энергетического хозяйства Лагойда и тот же Назаркевич.

- А куда?

- В какой-то кооператив, не знаю названия... Вот так и живем. Затеял интересное дело с немцами и - на тебе...

- Что за дело?

Яловский стал рассказывать о поездке в Германию. А Скорик, слушая вполуха, подумал: "Неужто между Кубраковой и Назаркевичем в итоге произошло нечто такое, что?.." Наконец, спрятав бумаги в "кейс", он сказал:

- Мне придется сделать обыск в кабинете Кубраковой.

- Это уже ваши хлопоты, - ответил Яловский...

В приемной Кубраковой никого, кроме секретарши, не было. Она стояла у сейфа, вытаскивала папки, сортировала их и расставляла вновь в известном ей порядке. Солнце, бившее из окна, просвечивало ее рыжие локоны, и, казалось, они покрыты каким-то золотым лаком. Поздоровавшись, Скорик сказал:

- Светлана Васильевна, я буду делать обыск в кабинете Кубраковой, нужны понятые. Двое. Скажем, вы и пригласите еще кого-нибудь.

- Кого именно?

- Не имеет значения... Впрочем, можно бы товарища Лагойду.

- Хорошо, я позвоню ему...

В это время осторожно приоткрыв дверь, робко вошел немолодой мужчина и стоя на пороге, тихо спросил:

- Разрешите?

- Входите, Анатолий Филиппович.

- Я принес ключи Елены Павловны, - и он положил на столик возле пишущей машинки связку ключей.

- Спасибо, Анатолий Филиппович.

Уже уходя, мужчина поймал на себе взгляд Скорика, и тот заметил, как едва сдвинулись к переносице его брови. Что-то странное было в этом человеке, какая-то пружинистая сила ощущалась в нем, ее выказывала свободная походка. А странным, как понял Скорик, было лицо: совершенно лысый череп, непривычного цвета загар - не сезонный, что ли, а вроде постоянный, заполнивший каждую складочку, каждую морщинку, ну а главное зубы - ровные, белые, один в один, а десны по-юношески розовые, не осевшие от пародонтоза, не изувеченные никотином, - именно это прежде всего бросилось в глаза. Скорику показалось, что где-то он видел похожее лицо, а может именно этого человека. И когда тот, вежливо попрощавшись, вышел, Скорик вспомнил: в кабинете у старшего помощника прокурора области три-четыре года назад. Скорик зашел тогда по какому-то вопросу. Тот читал, листал бумаги, а человек этот сидел напротив. Скорик ждал, пока коллега освободится и разглядывал странное лицо визитера.