Лариса Соболева - Дневник чужой жены

Шаги… Уверенные, четкие… У двери кабинета шаги смолкли…

Нина проглотила сухой ком, схватила вилку и спрятала ее под стол. Долли перекрестилась. Ага, она тоже поняла, кто пришел к ним и зачем. Неужели он убьет их? Чем? Ножом или из пистолета? Если у него есть пистолет, то им обеим крышка. Нина ощутила животный ужас, она не хотела умирать. Закусив губу, дабы не закричать, она ждала, когда откроется дверь. Раздался стук…

Убийца интеллигентно постучал, чтобы потом зверски их прикончить. Нина хрипло выдавила:

– Д-д-да?

Долли приготовилась к атаке: она занесла нож над головой и зажмурилась. Дверь распахнулась. Сначала Нина не поняла, кто заглянул в кабинет, у нее в глазах потемнело. Вдруг знакомый голос спросил:

– Можно к тебе, Нина?

Мишка! Нина кинула вилку на стол и закрыла руками лицо. В это время Долли, открывшая глаза, пробасила:

– Какого черта ты крадешься? Напугал нас до смерти.

– Я разве крался? – пожал плечами Миша. – Чего вы?

– Как ты сюда попал? – едва выговорила Нина.

– Так входная дверь открыта.

– Почему открыта? – вскочила Нина. – Я ее закрывала.

– Да нет, открыта. Смотрю, у тебя в кабинете свет горит, я тронул дверь, а она открыта, я вошел.

Нина помчалась проверить, не взломали ли замок снова. Но он был целый. Вроде бы она закрывала дверь. Во всяком случае, следует быть более внимательной. Она вернулась в кабинет, где Долли выпила подряд две рюмки и никак не могла отойти от шока. На месте Мишки мог оказаться… страшно подумать!

– Нина, я хочу увидеться с Глебом, – сказал Миша.

– Еще один! – недовольно проворчала Нина, в изнеможении упав на стул. – Какого Глеба? Кто это? Я не знаю никакого Глеба.

– Нинка, хватит дурочку ломать, – стукнула по столу ладонью захмелевшая Долли. – Мишка плохого не хочет. Перестань упрямиться и поехали к этому… (при Мише она не рискнула произнести слово «говнюк»). Чего ты его выгораживаешь?

– Нина, – Миша сел напротив, – я хочу помочь тебе. Почему ты отказываешься?

– Потому что мои дела никого не касаются, – отчеканила она.

– Ты из-за него в тюрьму влетишь! – привел веский довод Миша. – Я хочу предложить ему свою помощь, а тебя он пусть оставит в покое.

– Благородно, – констатировала факт Долли, выпивая еще одну рюмочку вместо таблетки транквилизатора. После недавних переживаний это как раз то, что надо. – Не отказывайся от помощи, Нина. Много ты найдешь мужиков, которые согласились бы тебе помочь в такой поганой ситуации? В конце концов, мужчине с мужчиной легче столковаться.

Подумав, Нина согласилась:

– Хорошо. Но не сегодня. Завтра. А сейчас мы поедем с Долькой ко мне.

– Э, нет, – встал Миша, – я отвезу вас. Выпивший водитель – убийца на дороге.

При слове «убийца» обе подруги вздрогнули, но не стали возражать против того, чтобы Миша отвез их. Нина была измучена, чтобы сесть за руль, да и выпила, а мужчина рядом придаст спокойствия. Миша доставил их прямо к подъезду. Попрощавшись и договорившись о завтрашней встрече, Долли и Нина вошли в квартиру.

Глеба не было. Он оставил записку: «Нина, я не имею больше права подвергать тебя опасности, поэтому ухожу. Прости меня. Джип забираю, мне нужна машина, которая не числится за мной. Спасибо за все. Глеб».

Нина тяжело опустилась на стул, скомкала записку и кинула ею в стену:

– Он опять предал меня!

Расплакалась. Долли достала бумажный комок, закатившийся под софу. Прочла. Покачала головой, с жалостью глядя на ревущую подругу:

– Вот козел. Сначала подставил тебя, а потом смылся. Я же говорила: говнюк. Ничего, Нинка, справимся. Я у тебя ночевать останусь.

Нина провела одну из самых ужасных ночей в своей жизни. Если и удавалось заснуть, то снились тюрьма, скалящийся Глеб и трупы в спальне. С первыми лучами солнца она совсем проснулась и лежала, лежала… День уверенно вступал в свои права. Надо встать, умыться, одеться и нестись… куда, зачем? Понятия не имела. Тогда нечего и вставать. Пусть все катится, как катится, все равно теперь ничего не изменишь. Глеб сбежал. Взвалил на нее свои проблемы и сбежал. Своим побегом он ее убил, по-другому выразиться просто невозможно. Нина не спрашивала себя, как он мог так подло поступить, тут ответ ясен: мог, и все. Разве нужно еще что-то объяснять? В этом случае Нина согласна с Валентиной: повод необязателен. Вот и Глеб ушел без повода и объяснений, в конце концов, не могла же послужить поводом к уходу стычка из-за телефона Валентины! Но пустота внутри нее сломила Нину, как ей казалось. Когда он бросил ее два года назад, она хотела умереть, сейчас ничего не хочет. Останется лежать в кровати, пока за ней не приедут милиционеры. На Нину наденут наручники, посадят в милицейскую машину и повезут в тюрьму под охраной, как особо опасную преступницу. В принципе наступил конец жизни, ведь тюрьма равносильна смерти. Представив, как ее арестовывают, Нина прониклась жалостью к себе, на глаза навернулись слезы. Жалость – последнее, что может она себе позволить. Нина сломлена и подавлена.

Долли спала с ней на одной кровати, ее большое тело в кресле не помещалось, а больше лежачих мест у Нины не имелось. Долли встала раньше, приняла душ, потрепалась с бабульками на кухне, стараясь, чтобы Нина не услышала, о чем они разговаривают. А Нине было все равно, о чем бы ни шла речь. Долли вернулась в комнату с подносом, подала подруге кофе в постель. Нина взяла чашку с равнодушием, какое бывает, наверное, у человека перед казнью. Осталось выкурить последнюю сигарету, выпить последние сто граммов водки и…

– Таракана съела? – спросила Долли, исподлобья поглядывая на подругу и размешивая сахар в чашке.

– Что? – спросила Нина отчужденно.

– Личико у тебя, милая, будто тараканов проглатываешь, а не кофе, – проворчала Долли. – Кстати, у вас их тут толпы ходят. Как ты живешь с ними?

Нина промолчала, потому что ей наплевать на тараканов, кофе и вообще на все-все. Как это Долли не понимает? А Долли села за стол, принялась изучать трактат Валентины. Ее сосредоточенное лицо было преисполнено еще и серьезности, будто изучала бухгалтерскую липу, случайно обнаруженную. Изредка она громко отхлебывала кофе, не отрываясь от бумаг. Нина усмехнулась: что она там хочет отыскать? Да что бы ни отыскала – плевать. Вчера Нина окончательно поняла, что Глеб лихо воспользовался ею, отвел от себя удар, направив его на нее. Он ушел, не оставив денег, а с Пашей предстояло расплатиться. Только «семейный архив» Глеба покоился в сумке у платяного шкафа. Архив наверняка оставил с целью, дабы Нинка-Ниночка наслаждалась его семейной идиллией и помнила, какая она дура.

Нина поставила недопитую чашку на тумбочку у софы и повернулась на бок, намереваясь пролежать до самого ареста. Раздался робкий стук.