Лариса Соболева - Дневник чужой жены

Ах, да, забыла – синий, белый, красный, желтый… Нина отыскала в буфете кувшин, на кухне набрала воды, захватила из ванной тазик и мыло. Она лила Глебу воду на руки и думала: «Мне приснилось или нет? Неужели это ты сделал? Не верю… наверное, не хочу верить. Я дура, обыкновенная дура. Как же мне быть? Может, пусть он сам справляется со своими проблемами?»

– Спасибо, – произнес он, стряхивая руки.

Нина дала ему полотенце. Ели молча и без аппетита. Вернее, ел он, а Нина всего-то и проглотила половину желтка. Синий, красный… а желтый и белый на тарелке. Все, есть не хочется. Нина выпила кофе, тоже не весь, отнесла поднос на кухню. Машка Цеткин готовила себе завтрак – овсянку, ну и заметила:

– Нин, а Нин, ты из двух чашек пила?

– Ну да, – невозмутимо сказала Нина. – А что, нельзя?

Машка Цеткин пожала плечами, удивленно глядя на чашки, а Нина вернулась в комнату, переоделась и приступила к макияжу.

– Ты уходишь? – задал глупый вопрос Глеб.

– Разумеется, – отозвалась она, подправляя тушью ресницы. И вдруг остановилась. – Как же я на рынок поеду? Моя «копейка» у кафе.

– Держи, – протянул он ключи от джипа.

– С ума сошел? Во-первых, я не справлюсь с управлением, потому что никогда не водила иномарку. Во-вторых, по твоей машине вычислят, где ты обитаешь.

– Ее только вчера пригнали, я не оформил машину, так что она пока ничейная и никто о ней не знает, вообще никто. А как ею управлять, покажу ночью. Да, у тебя есть видеомагнитофон?

– Нет. Я и телевизор-то смотрю редко. Некогда.

– Возьми деньги. – Он достал доллары из кейса. – Купи видак, еще спортивный костюм мне, зубную щетку. Пока все.

Она взяла деньги, кинула в сумочку и пошла к двери.

– Нино, – остановил он ее. – Есть щепетильный вопрос. Как быть с туалетом?

Нина, не говоря ни слова, вышла. Вернулась с эмалированным ведром, накрытым крышкой, поставила в углу:

– Вот тебе туалет. Потом я вынесу.

– Издеваешься? Я так не могу.

– Тогда терпи до ночи. Чао, дорогой, вернусь поздно.

Сказала и ушла. Денег он дал больше, чем могло понадобиться, поэтому Нина взяла такси и поехала на рынок. Голова была чугунная, казалось, вот-вот отвалится.

Кафе открывалось в двенадцать, за полтора часа до открытия работники должны быть на местах. Нина приехала раньше всех, выгрузила пакеты и возилась у черного хода с замками.

– Привет, Нинка, – услышала она сзади голос Долли.

Вообще-то она Дашка, но в кафе ее так никто не называл, только Долли, а Нина звала еще – Долька. Остряки считают, что на «дольку» она не тянет из-за параметров, а вот на массивный кусок сладкого пряника вполне. Долли к остротам была равнодушно снисходительна, однако на самом деле являлась женщиной знойной и большой, с выдающейся далеко вперед грудью. Ей тридцать четыре, ни разу не была замужем и не стремилась «надеть на себя хомут», как она выражается. Глаза у нее необыкновенной красоты – огромные, с поволокой, с длинными ресницами. Она бухгалтер у Нины и ее самая близкая подруга. Когда на Дольку находит вдохновение, она поет джаз, а «Хэлло, Долли!» получается у нее не хуже, чем у Армстронга. Долли говорит протяжно и низким голосом, зато считает быстро, без калькулятора справляется с жутким числом цифр, но все же предпочитает вести подсчеты на машине. Последнее время заимела хобби. Мало того, что она запоем читает любовные романы, так теперь еще и пишет их. Правда, свои романы Долли еще не носила в издательство, но написала уже штук пять. А читает опусы исключительно Нине вслух. В сущности, Долька добрый и чувствительный человек. Они познакомились на улице в тот период, когда Нине свет был не мил, потом стали работать вместе. Нина очень к ней привязалась, но события этой ночи даже Дольке нельзя рассказать.

– Не спала ночь, – докладывала Долли, помогая Нине перенести сумки на кухню, а потом переложить в холодильник продукты. – Писала. Что собираешься сейчас делать?

– Я? – переспросила Нина. – Ремонтом займусь. Надоел бардак.

– Вот и хорошо, – обрадовалась Долли. – А я почитаю тебе. Идет?

Нина взглянула на подругу. Как же ей не терпелось изложить выдуманные страсти! А Нине хотелось побыть одной, подумать. Но обижать Дольку не стала. Они пришли в кабинет, Нина переоделась в старые брюки и свитер, принялась клеить обои на второй стене. Долли уселась на стул в углу, закурила и забормотала:

– Я остановилась, когда княжна Натали собиралась пойти на свидание к учителю… так… где же это… Ага, вот. Написала за вчерашний вечер и ночь тридцать страниц…

«Плодовитая», – вяло констатировала факт Нина, разводя в ведре клей.

– «Натали проникла в сад, когда луна выглянула из-за деревьев, – самозабвенно начала Долли. – Она бежала, словно летела на крыльях. Впрочем, у нее на самом деле выросли крылья – невидимые крылья любви. Они и несли ее к человеку, который вот уже месяц занимал все ее помыслы. Княжна еще не понимала той страсти, которая охватила все ее девичье тело, но чувствовала, что сегодня случится нечто незабываемое. От этого ее щеки пылали, а в груди испуганно билось сердце…»

«Я здорово вляпалась, – думала в это время Нина. – Глеб появился, и у меня произошло помутнение рассудка. Это он убил, никто другой. Уж я-то знаю, какой он ревнивый. Увидел свою выдру с другим, да на собственной постели, взыграло самолюбие, мозги отключились, вот и убил обоих. Только такая дура, как я, поверила… Ой, да не верила с самого начала, просто казалось, что этого не может быть…»

– «…Блеск луны отразился в пруду, вдали белела беседка, – доносился до сознания голос Долли. – Он должен быть там. Натали замедлила шаг, унимая разгоряченную кровь и бешеную скачку сердца. Виктор увидел белое пятно издалека. «Это она», – сказал себе и помчался навстречу. Они обнялись. Натали больше не была неприступной княжной, в его руках трепетала обычная девушка, каких соблазнял он и раньше. Но сейчас никого не было лучше, желаннее Натали. Он, изощренный во всех тонкостях…» Как думаешь, Нинка, – обратилась Долли к подруге, – будет лучше, если оставить «во всех тонкостях секса» или заменить на «любовь»?

– Не знаю, тебе видней, – рассеянно ответила Нина.

– Тогда оставлю «секс», это современно. «Он взял ее за подбородок и прильнул к горячим губам…»

«Боже мой, неужели кто-то еще пишет такую чушь? – подумала Нина, намазывая клей на обратную сторону обоев. – Что же мне делать? Это он убил, он. А я приходила с ним в дом. Я стала его сообщницей. Прекрасно! Его найдут и посадят. Меня посадят тоже. Ну, нет, сегодня же предложу ему покинуть мою нору. Почему я поперлась в его дом?! Чего мне не хватало? Он только разрушает мою жизнь». Вдруг Нина прислушалась:

– «Она подчинилась его рукам и напору. Разве могло быть иначе? Нет! У Натали остановилась жизнь в теле, девушка не могла сопротивляться, потому что в этот момент парила над землей. Он пронзил ее тело. Натали вскрикнула, испытывая блаженство, охватившее всю ее. Губы пересохли, она хватала ртом воздух…»