Лариса Соболева - Дневник чужой жены

– А ты потом убьешь и этих людей?

– Их много? – хмуро проговорил он. Однако в его вопросе не прозвучал ужас, что о нем знает множество людей, всего лишь сожаление, опять сожаление.

– Да, много, – ответила Нина с торжеством.

– Раз ты пряталась и смотрела кассету на даче, значит, о ней не знают. И нет копии, – рассуждал он. – Тебе не терпелось посмотреть… Где ты ее взяла?

– В кубке. В последнем кубке. Валентина хранила ее отдельно.

– Собственно, разницы нет. Кассету я уничтожил, бояться мне нечего. Ну, хорошо, твои друзья подозревают меня, и что? У них нет доказательств. Тебя они не найдут. Я позабочусь о том, чтобы тебя не нашли. Знаешь, Нина, я не хочу тебя убивать, очень не хочу. Но я сделаю это. Что ты выберешь: пулю или нож?

– А яда нет? – содрогнулась Нина.

– К сожалению, нет. Выбирай быстрей, я устал, очень устал.

– И куда меня денешь? Вывезешь вместе с Глебом в лес?

– Не трогай Глеба. Он единственное, что у меня осталось. На даче много места. Нина, пуля? – Он вынул пистолет, повертел его, рассматривая…

Они взобрались на небольшую площадку третьего этажа. Дима приложил палец к губам, собственно, это было лишним, так как все услышали тихие голоса в мансарде и старались не дышать. На цыпочках подошли к двери, прислушались. Но понять, о чем говорят и что там происходит, не могли – внутри мансарды говорили тихо и мирно, словно шла задушевная беседа. Дима встал на колено и взял пистолет двумя руками. Сергей остался стоять во весь рост. Рыков изучал дверь на предмет, куда она открывается – вовнутрь или надо потянуть на себя. Дверь открывалась вовнутрь…

– Я не пользовался им, потому что мне тогда хотелось искромсать Валентину, подлую гадюку. Потом боялся, что пулю найдут в Роберте, мой пистолет зарегистрирован. Но убивать ножом омерзительно. Много крови и боли. Нина, пуля это делает быстро, ты почти не почувствуешь боли… смерть будет мгновенная.

Он подошел к ней, и Нина увидела его глаза. Она поняла, что все эти откровения ничего не имеют общего с раскаянием или сожалением, как иногда казалось ей. Он выстрелит, для него это вопрос решенный. Потому что, признаваясь ей, он искал оправдания себе.

– Ну, стреляй, психопат, – едва выдавила она, находясь на пределе. Далеко не геройство заставило сказать эти слова, а ужас, что смерть будет мучительной. – Только убей быстро.

– Нина, отвернись, – попросил он жалобно.

– А пошел ты!.. Смотри мне в глаза и запоминай: никогда не убьешь свою память, никогда. Не Валентина виновата, а ты, психопат! – крикнула Нина.

Он стоял в двух шагах от Нины, с такого расстояния промахнуться было невозможно. Она затаила дыхание, а он направил дуло на нее…

Они не решались толкнуть дверь, боясь навредить Нине. То, что там она, подтвердил и Миша кивком головы, да и Рыков с Димой хорошо знали тембр ее голоса. Услышав крик Нины: «…психопат», – Рыков изо всей силы ногой ударил по двери. Она распахнулась, так как не была заперта.

– Стоять! Руки вверх! – заорал Дима.

Николай Львович резко повернул голову, увидел нескольких человек. На его лице обозначилось удивление, в следующую секунду – недоумение, потом испуг. Пистолет в его руке был направлен на Нину, в первый момент этот факт заставил всех застыть. Но ему нельзя было дать время опомниться. Рыков рявкнул:

– Оружие на пол! Быстро!

Николай Львович с облегчением опустил плечи. Глаза его прояснились, словно только этого он и ждал, на губах появилась улыбка. Он вдруг сказал:

– Удачи тебе, Нина.

Не глядя на пленницу, он выстрелил в нее… Мгновенная боль обожгла Нину, и сразу окутала темнота.

Долли, услышав выстрел, затем почти сразу второй, закричала:

– Ааа! Нинка!

И понеслась в дом, по глубоким лужам. За ней бежал Славка, перепуганный воплями Долли. Она ворвалась в дом, ринулась к лестнице, но тут же остановилась. Миша и Дима несли на руках окровавленную Нину. Долли с ужасом отступила, наткнулась на Славку, схватила мальчика и прижала к себе:

– Не смотри, Славка… Ой, Нинка, Нинка… Как же так…

Слезы хлынули из глаз Долли, впрочем, они сразу потерялись на мокром лице. Она разрыдалась в голос, искренне оплакивая подругу.

– Да заткнись! – рявкнул Миша. – Ранена она, но пока жива.

– Как? – не верила ушам Долли. – Что ты сказал?

– Ранена! – бросил Рыков, торопливо следуя за Мишей и Димой. – Он стрелял не целясь. Пуля лишь задела голову.

– Так Нина жива? – семенила за ними Долли, пытаясь заглянуть в окровавленное лицо Нины. – А почему столько крови? На ней столько крови…

– Это не только ее кровь, – взял за плечи Долли Сергей, стараясь хоть немного успокоить ее. – Второй выстрел он сделал себе в рот. Ну и мозги в разные стороны…

– Боже мой! – счастливо бормотала Долли, сложив ладони, как во время молитвы. – Боже мой… как хорошо… А кто он?

– Николай Львович, отец Глеба, – ответил Рыков.

– Кто?!

Глаза Долли выкатились из орбит, она приостановилась. Но больше ей не стали ничего объяснять, положили Нину на заднее сиденье в машину Миши. Долли схватила плачущего Славку и потянула к машине, но ее не пустили – Рыков сел на переднее сиденье. Остальные остались ждать оперативную группу, которая должна была зафиксировать происшествие.

Помимо ранения в голову Нина получила еще и сильное сотрясение мозга, чему причина – удар Николая Львовича в тот момент, когда она смотрела кассету в мансарде. Собственно, не удар тому был виной. Нина, упав, стукнулась об угол шкафа головой, разбила в кровь затылок. А пуля… пуля всего-навсего скользнула по голове. Но этого было достаточно, чтобы Нина два дня не приходила в себя. Врачи считали, что причина комы не столько в травмах, сколько в пережитом стрессе. К ней никого не пускали. Да кто же способен выдержать натиск Долли и трех бабулек? Едва Нина открыла глаза, над ней склонились все четверо. Она не могла говорить, тут же уснула. Долли занялась кафе, а бабули дежурили у постели Нины по очереди, даже Матильда Степановна. Правда, вскоре у нее возникло очередное острое заболевание, поэтому она тоже улеглась в постель, но у себя в коммуналке. Машка Цеткин по сему поводу истекала желчью, а Любочка Алексеевна делала бесплодные попытки урезонить ее:

– Бог с ней, Маша. Матильде скоро семьдесят четыре, не то, что нам.

– Тоже мне, нашла оправдание, – сердилась и на нее Машка Цеткин. – Пускай харчи отрабатывает и свой паршивый характер. Как жрать Нинкины яства, она в первых рядах, а как чего полезное сделать – от нее не дождешься…

Нина хотела только покоя, поэтому в категоричной форме приказала не дежурить у ее постели. Долли навещала ее каждый день, разумеется, каждый день пересказывала, как все спасали Нину. Причем всякий раз в ее рассказе появлялись новые и новые подробности. А в субботу нагрянула целая толпа проведать Нину. Сначала пришли Мишка и Долли со Славкой над которым она взяла шефство.