Лариса Соболева - Два гения и одно злодейство

– Ну-с, Полин… чем займемся? Может, махнем к тебе? Мой чердак не место для прекрасных дам. Так махнем? Посмотри на меня внимательно: я высок, строен, симпатяга, в моем арсенале такой запас энергии, что трудно представить. Едем? Клянусь, не ударю в грязь лицом. Что, слабо переспать с русским гением?

– Я не сплю с первым встречным, пусть даже гением, – сказала Полин на чистейшем русском языке. Наверное, потрясенная физия Володьки доставила ей удовольствие. Она отпила глоток, наслаждаясь произведенным впечатлением, и улыбнулась. – А ты подтвердил, что наедине с собой человек остается хамом. Ведь со мной ты был все равно что один.

– Йоперный балет! – в полном ауте произнес Володька.

– Не смущайся. Ты же свободная личность, а таковая не должна стесняться своих проявлений, – иронично наставляла Полин с превосходством дикой кошки, в лапах которой пичуга. – Было забавно наблюдать за тобой.

– Да, повеселилась… – Он постепенно приходил в себя, но теперь его штурмовала злость: – Это же… Тебе понравилось бы, если б ты сидела на толчке, а кто-то подглядывал бы, смотрел, как ты испражняешься? Очень похоже.

– В тебе много вульгарного, – поморщилась Полин. – Но ты действительно одаренный художник.

– Слушай, ты кто?

– Просто Полина.

– Ага. Просто Полина… Не удивлюсь, если ты еще и резидент ФСБ.

– О нет, – рассмеялась она, – я обыкновенный человек, без определенных занятий, без талантов и увлечений.

– А от меня тебе что нужно?

– Несколько работ в присущей тебе манере и с твоей фантазией. Ты должен…

– Пока я должен лишь некоторую сумму трем троглодитам, других долгов не знаю.

– Хорошо, я выразилась неудачно, извини. Но ведь ты приехал сюда работать? Я могу дать тебе все необходимое: прекрасное жилье, краски, кисти…

– Понятно. Богатую девушку скука гложет, захотелось богемы вкусить. Только у меня это пройденный этап. Я уже жил на шикарной даче, где меня снабжали всем необходимым, лишь бы писал с утра до ночи. А потом как-то раскрыл западный каталог современной живописи и увидел там свою работу под чужим именем. Думаешь, я за этим пол-Европы прошагал, под небом звездным спал, в дождь прятался где придется, зарабатывал гитарой и горлом, а наш российский брат бил в зубы, требуя проценты? И куда ни ткнись – везде вы! Наверное, даже среди пигмеев затесались. Дома не давали покоя и здесь стережете. На всех дорогах Европы получишь с любимой Родины привет. Вот народ… популяция бандитов.

– Володя, я не бандитка, присваивать твои работы не собираюсь, – мягко сказала Полин, совсем не обидевшись. – Разве плохо то, что я предлагаю?

Он впился ей в глаза, пытаясь заглянуть внутрь. Но увидел прямой, открытый взгляд без задней мысли, хотя женщина – порождение ехидны, умеет прикинуться любым оборотнем. Полин спросила, не дождавшись ответа:

– Виза уже заканчивается?

– Откуда знаешь?

– Нетрудно догадаться. Если учесть время, за которое ты мог прошагать пол-Европы, потом заработать на краски… Ты же не тащил на себе картины через всю Европу?

– Не тащил.

– Ну вот. Помножить на время написания работ и проталкивание их, виза должна заканчиваться или уже закончилась.

– Ты проницательная. Закончилась.

– Ну, это дело поправимо. Теперь едем. Ты где живешь?

– На окраине, естественно. Нет, это… это просто йоперный балет!

Сначала ночной город не занимал Володьку, но, честное слово, Париж – средство от стресса. Здесь невозможно долго пребывать в упадническом духе. А если разобраться, кому должно быть стыдно? Полин. Она повела себя нечестно, пусть и переживает. И Володька уже рассматривал события вечера как авантюрный виток в своей жизни.

– Признайся, у тебя был с Владом сговор? – спросил, когда она остановила автомобиль на узкой улочке в районе трущоб.

– Нет. (И он почему-то поверил.) Одновременно с тобой я познакомилась и с ним. Как насчет моего предложения?

– Подумать надо, – набивал цену.

– Завтра в три жди у галереи. Хватит времени управиться с делами?

– Наверное.

– Тогда до завтра, гений, – улыбнулась Полин необыкновенно мягкой улыбкой.

Автомобиль свернул за угол. Володька стоял в наброшенном на плечи пуловере с завязанными рукавами на груди, заложив руки в карманы единственных парадных брюк. Стоял и думал: не приснился ли ему сегодняшний вечер? Нащупав бумажки в кармане, достал, хотел выбросить… Ого! Целое состояние – сто франков! А Полин мировая мадама. Полин?.. Да, так и будет ее звать, по-французски: Полин. Надо же, денег сунула тихонько. Деньги… Все же есть в них доля счастья, причем доля крупная, если их много. Завтра не придется тащиться через весь город пешком. В ближайшем подвальчике купил дешевое вино (привык не шиковать), поднялся в каморку под крышей, названную им романтически мансардой, и в обожаемом одиночестве выпил вино до дна. Он давно жил предстоящими переменами, теперь вот они, а внутри вдруг образовалась пустота на пару с удовлетворением. И еще немного страшновато. Но совсем немного.

Заснул крепко, не сняв одежды, мечтая, как завоюет Париж, а значит, и весь мир.

Ужинал Ставров в компании Лехи. Здоровенный детина тридцати лет стал не просто телохранителем, но и единственным другом, а то и нянькой.

Пару лет назад Леха случайно очутился в нужном месте и в нужное время, спас Ставрову жизнь. Они не были знакомы, а ситуация оказалась тривиальная. Зашел Марк в кабак выпить рюмочку и послал приставучих фанов какого-то футбольного клуба. Те, наверняка под кайфом, дождались его и напали вчетвером на улице. Начали бить. Поскольку аппетит, как водится, приходит во время еды, парни разгорячились, двое достали перья. Леха проходил мимо, встрял в драку и раскидал парней. А Ставров тогда сделал вывод, что в наше прекрасное и свободное время телохранитель необходим, как воздух. Леха – бывший боксер – на предложение Марка занять место охранника откликнулся с радостью, потому что не имел на тот период работы. Но отношения работодатель – работник переросли в нечто большее.

Не каждый человек легко сходится с людьми, вот и Марк был из этого разряда. Нельзя сказать, что он необщительный, заносчивый, грубый, напротив, Ставров человек воспитанный, образованный и внешне привлекательный, а дружеские отношения с людьми не завязывались. На одном из банкетов местная певица, исполняющая классические произведения, – пикантная, как сыр пармезан, – назвала его «человеком с отрицательным обаянием». Ставров не понял, как обаяние может быть отрицательным, но выяснять смысл глупого высказывания не стал. Он терпеть не мог взбалмошных и шумных артистов, глубокомысленных музыкантов, эксцентричных художников, вообще избегал общества людей, а представителей богемы тем более. Когда у него униженно клянчили деньги на благотворительные акции в пользу издыхающего искусства, которым, в понимании Марка, здесь даже не пахло, давал лишь затем, чтоб отстали. Ставров был одинок, как луна на небосклоне. Подобный образ жизни его не тяготил, потому что люди умудряются раздражать бессмысленными разговорами, да и знакомство с ним считают выгодным, а ему хотелось бы других отношений. Но последний месяц он не выносил одиночества, потому что все в мире меняется, изменился и Ставров. Единственный, кто тонко почувствовал его натуру, – Леха. Он постоянно рядом, но незаметный. Теперь только по необходимости Марк посещал банкеты, концерты, конференции и скучал на них до смерти. Все свое время, и свободное тоже, отдавал работе. Отдавал до недавнего времени.