Николай Стародымов - Тринадцатый сын Сатаны

Он уже немного захмелел, потому чувства его заметно обострились. И от этого еще острее ощущал потребность добиться правды.

— Но ты все-таки объяснишь мне, что ты затеял?

— Расскажу, конечно. За этим я тебя и позвал, — согласно кивнул Валентин. — Сейчас мы тут с тобой поговорим, а потом разойдемся, каждый по своим делам. Сразу хочу тебя предупредить: меня после этого можешь даже не искать — все равно бесполезно. Я тут работаю не по своим документам, под другими именем и фамилией. Здесь я больше не появлюсь. Так что завтра же можешь приезжать сюда с собаками и искать, где я держу эту скотину. Убивать его, к сожалению, не входит в мои планы. Хотя он того и заслуживает…

— И почему ты его щадишь? — поинтересовался Вадим. — Других-то ты не щадил…

— А ты что же, предлагаешь и его отправить к праотцам? — снова мягко хохотнул Валентин. — Так ты только скажи — вмиг организуем!

— Ты же понимаешь, что я имею в виду, — смутился оговорки следователь. — Просто почему ты Ряднова или Быка убил, а этого, как его, Абрамовича, нет? Те были больше виноваты перед тобой?

Телефонист отрицательно покачал головой.

— Наоборот. Лично передо мной те вообще не были виноваты. Абрамович же лично принимал участие в некой сомнительной акции… В общем, на этого скотину у меня зуб куда больший. Но только сказано, что его нужно мучить, а не убивать.

— Кем сказано? — встрепенулся Вострецов. — В этом деле еще кто-то участвует?

— А то как же? Есть у меня один подельщик… Иоанн Богослов, — непонятно засмеялся собеседник. И тут же перевел разговор на иное: — Так вот, завтра можешь приезжать сюда и освобождать заложника. Тебе будет благодарность в приказе от начальства и материальное вознаграждение от благодарного Абрамовича.

— А ты?

— А я в это время буду готовиться довести дело до конца. И доведу, поверь мне.

Такая перспектива Вострецова отнюдь не устраивала.

— Значит, ты хочешь еще что-то сделать? И с кем?

Валентин покачал головой:

— Я тебе и так слишком много чего рассказал. В конце концов, думай сам, на то ты и следователь.

Он поднялся, шагнул в сторону двери.

— Все, пошли, аудиенция закончена.

— Но я сейчас тебя задержу, — растерянно сообщил Вострецов.

И сам же почувствовал, насколько несерьезно прозвучала эта фраза.

— В самом деле? — Валентин не скрывал насмешки. — И каким же образом ты это сделаешь?.. Вот она, неблагодарность человеческая: я к нему с душой, угостил даже, а он хочет меня же за это арестовать!.. Не получится, Вадька, и не старайся. Я ведь детдомовский, так что драться умею. Да и в институте, когда учился, у нас там тренер по самбо был неплохой… Предупреждаю, что я борюсь исключительно с мафией, что у меня нет ни малейшего желания оказывать сопротивление официальному представителю правоохранительных органов, но если ты меня к этому вынудишь… Короче говоря, ты можешь идти, а я останусь здесь. Ты, конечно, можешь приехать с собаками сюда и сегодня, но будет лучше, если ты это сделаешь завтра. Пусть этот гад посидит тут еще ночку, пусть помучается кошмаром от осознания того, что ему не принесли ужин… Ну а потом, когда ты его вызволишь, допроси его с пристрастием, откуда у него деньги и все такое прочее… А главное: попытай, что такое Бульвар и где он находится. Запомнил? Бульвар. И если ты его сумеешь раскрутить, если узнаешь, что это такое, тебе еще одна благодарность обеспечена, а безутешной Яне Казимировне придется думать, как обеспечить свою жизнь на ближайшие лет десять.

— Какой Яне Казимировне?

— Так зовут жену Абрамовича… В общем, давай, Вадим, выметайся!

Валентин довольно бесцеремонно взял своего гостя за руку и потащил к выходу. Следователь особенно не сопротивлялся, просто не зная, как в такой ситуации поступить. Был бы тут Максимчук, Волосок или на худой конец Индикатор, они бы скрутили этого человека в два счета — и дело с концом. Они все были оперативниками, сыскарями, которые не раз сходились в схватках с бандитами. Ну а куда дергаться Вадиму, который и в институте на занятиях по физкультуре имел лишь липовую «тройку»?

И он покорился. Как всегда покорялся человеку, который был сильнее его физически или, что в данный момент куда важнее, морально.

…На улице Вадим прислонился к серой стене здания и так какое-то время постоял, испытывая невыносимое презрение к себе. Он не должен был так запросто выпускать из рук преступника. Не должен был! А отпустил. И теперь не знал, как быть дальше. Вернее, как быть — еще ладно. А вот как начальству докладывать о своем полнейшем провале?..

…Между тем Валентин, проводив сыщика, вернулся в свою каморку. Открыл шкаф, быстро переоделся. Достал заблаговременно приготовленную сумку, повесил ее на плечо. Теперь он выглядел — ни дать, ни взять — работягой, возвращающимся с работы… Вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Однако по коридору повернул не к выходу, а в противоположную сторону. По лестнице быстро сбежал на низший уровень подвала. Дошел до хорошо знакомой стальной двери, закрытой на большой висячий замок. Дубликат ключа от него уже давно лежал у Валентина в кармане, именно на такой вот, подобный этому, случай. Так что дверь открылась легко. И отсюда уже можно было попасть в лабиринт московских подземелий.

Не прошло и получаса, как Валентин оказался на узеньком, огороженном металлическими перилами, помосте, который через дверцу вывел его на платформу станции метро. Улыбнулся, поправив на плече потрепанную рабочую сумку, взглянувшему на него усталому милиционеру.

— На сегодня хватит, — сказал небрежно. — Смену оттрубил — можно и до дому — до хаты.

— Хорошо тебе, — кивнул тот. — А мне тут еще до вечера трубить… Счастливо!

— Всего доброго!

Пауза затягивалась.

— А если ты ошибаешься?

Под немигающими черными глазами начальника, Вадим несмело пожал плечами.

— Может, и ошибаюсь, Сергей Реисович, — в данной ситуации Вострецов решился на то, чтобы попытаться выговорить имя и отчество начальника полностью. — Потому что решительных фактов, неопровержимых доказательств у меня практически никаких. Да только ведь посмотрите, как все четко укладывается… Сам знаю, что если я ошибаюсь, вы же с меня голову снимете…

— Да при чем тут я! — вдруг с неприкрытой досадой воскликнул обычно выдержанный и невозмутимый Ингибаров. — Сниму голову… Как будто снять с тебя голову — для меня самое главное!

Вострецова такая реакция удивила. Удивила… И одновременно заставила призадуматься.

Перед ним словно вспышка полыхнула. Вспышка, которая заставила зажмуриться. И одновременно приоткрыла глаза на происходящее, дополнила с таким трудом складывающуюся мозаику некоторыми новыми оттенками, из-за чего вся картина враз стала цельнее, выпуклее, объемнее, позволила взглянуть на происходящее чуть под другим углом.