Михаил Палев - Древняя книга Агриппы

Охранники послушно вышли через запасной выход. Пока Бломбергис инструктировал охранников, Тавров наклонился к стоявшему рядом отцу Иоанну и спросил:

– Вы-то как сюда попали? В одиночку! На что вы рассчитывали?

Но Бломбергис расслышал тихий вопрос и ответил раньше отца Иоанна:

– Валерий Иванович, Пуаро вы наш дорогой! Но это же элементарно! С точки зрения членов Церкви Истинного Катарсиса, и нашей доблестной охраны в том числе, именно отец Иоанн возглавляет последний год данное религиозно-коммерческое предприятие. Он просто проехал на прекрасно известном всем «Мицубиси Паджеро» через проходную, опустив боковое стекло, и охрана, видя отлично знакомый профиль, даже не стала проверять его документы!

– Да, но ваш подставной «отец Иоанн» мог помешать ему… и откуда он взял ту самую машину?

– Хороший вопрос! – воскликнул Бломбергис. – Ну-ка, Белиссенов! Ответьте вашему товарищу по приключениям!

Отец Иоанн исподлобья посмотрел на Бломбергиса, затем взглянул на Таврова и ответил:

– Я нашел этого нанятого актера с помощью… одного знакомого режиссера… Я объяснил тому, в какое гнусное дело он ввязался. Он сам с большим облегчением отдал мне ключи от машины и подробно сориентировал по плану территории завода: где что находится. Он был рад вырваться из-под вашей власти, Бломбергис! И сейчас вам его не достать!

– Ну разумеется! – ухмыльнулся Бломбергис и взглянул на часы. – Не далее чем полчаса назад ваш двойник попал под электричку у платформы Ленинградская. Так что теперь мы все встретимся с ним только на Страшном суде!

Отец Иоанн побледнел, сжал кулаки и сделал было шаг к Бломбергису, но бдительный охранник толчком в грудь вернул его на место.

– Какой же вы мерзавец, Бломбергис! – медленно произнес отец Иоанн. – Скольких людей вы уже обрекли на муки, а теперь собираетесь ввергнуть в пучину неслыханных бед и страданий все человечество!

– Не я придумал пророчество Шимуса и обряд инициации! – парировал Бломбергис. – Так почему бы не использовать шанс? Вы знаете, сколько было инициантов? А сколько обрядов? В «Книге Агриппы» перечислено восемнадцать способов инициации, из которых одиннадцать в нынешних условиях абсолютно нереальны, а шесть дают весьма мало шансов на успех, поскольку содержат недопустимо много случайных факторов. Но только сейчас, в ночь Страстной пятницы, успех обеспечен на сто процентов! Такой шанс предоставлялся до сих пор только разве что папе Сильвестру Второму. Я избран, Белиссенов! Понимаете? Избран! И вы не в силах мне помешать! Наоборот, вы мне поможете, и ваша кровь из черепа Абсолютной Грешницы оросит Образ Люцифера. И оживет лик Люцифера; и благословит он рождение Антихриста; и откроется Дверь в Тот Мир; и войдут в Этот Мир полчища Демонов; и станет Этот Мир пристанищем Зла; и станет Черное Белым, а Белое Черным… И всем этим буду повелевать я!

Бломбергис снял дымчатые очки, обвел победным взглядом присутствующих и остановился на Таврове. Детектив почувствовал, что его как будто обдало волной: словно полчища муравьев быстро пробежали по телу.

– Что скажете, Валерий Иванович?

– А если бы отец Иоанн сюда не пришел, кого бы вы принесли в жертву? – спросил Тавров.

– А куда бы он делся? – удивился Бломбергис. – Увидев на выставке Андроновского портрет Изис, Белиссенов понял, что все готово к инициации. И единственный шанс сорвать обряд – уничтожить Образ Люцифера. Вот он и пришел сюда с канистрой бензина! Не так ли, отец Иоанн?

Отец Иоанн ничего не ответил. Бломбергис снова надел очки, взглянул на часы и сказал:

– Ну что же… Пора в зал!

И он быстрыми шагами вышел в холл, откуда направился в актовый зал. Охранники проворно вытолкали следом Таврова, отца Иоанна и Сергея. Глядя в спину Бломбергиса, Тавров вдруг с удивлением отметил, что не может вспомнить его лица. Так же как и все те, кто не раз встречался с ним.

Зал был заполнен до отказа. На всех местах с откинутыми сиденьями кресел и во всех проходах, – кроме крайнего правого, – молча и неподвижно стояли люди в черных балахонах с капюшонами на головах. Таврову показалось, что у него стынет спинной мозг, когда он шел по проходу мимо замерших в трансе людей. В зале собралось не менеее тысячи человек – и в то же время не было слышно ни звука.

Наконец они подошли к сцене. Первые пять рядов оставались свободны. Бломбергис повернулся к Таврову и весело произнес:

– Как вам повезло, Валерий Иванович! Вы будете присутствовать при историческом событии, равного которому не было со времен распятия Христа! Прошу извинить за небольшие неудобства, но это лишь ради того, чтобы уберечь вас от необдуманных действий.

Он дал знак охранникам. Те проворно усадили Сергея и Таврова на сиденья и приковали их наручниками к ножкам кресел.

– А вас, отец Иоанн, прошу на сцену! Сейчас вам предстоит сыграть последнее действие нашей великой пьесы. Вы умрете торжественно, как герой трагедии. Можете помолиться и сказать речь – аудитория, как видите, имеется! Сергей не справился с порученной ролью, но его роль сыграет Стас. Он тоже бывший солдат, бескорыстно пожертвовавший нашей организации все свое имущество и не далее как месяц назад лично расстрелявший охранников Гольдштейна. Так что он вполне подходит на роль Воина для обряда.

Бломбергис поднялся на сцену и выкатил из-за занавеса столик. На нем ярко блестели в свете прожекторов металлические предметы, а среди них мягкой белизной выделялся череп. Бломбергис взял его в руки и философски заметил:

– Еще недавно это была одна из красивейших женщин, которуя я когда-либо встречал. И что? Вот все, что от нее осталось.

Он положил череп на ладонь, вытянул руку и с чувством произнес:

– Бедная Ольга!

И с усмешкой взглянул в зал:

– Ну чем я не Гамлет? Гамлет апокалипсиса, которому неведом вопрос «быть или не быть»! Мой Гамлет точно знает, чему быть, а чему не быть! Через девять минут начнется инициация, и вы увидите, как из смертного иницианта родится Антихрист, который через три года, три месяца и три дня займет престол святого Петра в Риме, а через шесть лет, шесть месяцев и шесть дней бросит Запад в смертельную битву против Востока! И эта война своими ужасами превзойдет все, что было прежде, – превзойдет настолько, что обе мировые войны покажутся детской ссорой в песочнице!

Это было невероятно, но Тавров поверил. Ему вдруг захотелось завыть от ужаса, безысходности и бессилия. Такого он еще никогда не испытывал.

Бломбергис положил череп на стол и обратился к отцу Иоанну, укоризненно качая головой:

– Ну что же вы, Белиссенов! Пора! Попрошу поторопиться, не то вас на сцену затащит охрана, – а это будет выглядеть некрасиво, недостойно величия момента. Прошу, прошу!