Михаил Палев - Кольцо Соломона

– Ты что здесь делаешь? – спокойно произнес Илларионов, обращаясь к псу. – Нечего тебе здесь делать. Пошел, пошел отсюда!

Огромный пес шевельнул ушами и помчался гигантскими прыжками по дорожке парка, снова растворившись в темноте.

– Прям собака Баскервилей! – прокомментировал Тавров, вновь обретя дар речи.

– Просто большая глупая собака! – пренебрежительно заметил Илларионов.

Он закурил сигарету и некоторое время задумчиво наблюдал за колечками дыма в лунном свете. Затем начал разговор.

– Послушайте, Валерий Иванович! – задушевно продолжил Илларионов, придвинувшись вплотную к Таврову. – Я вам искренне симпатизирую, как человеку честному, упорному, профессионалу высокого класса. И потому скажу вам от чистого сердца: зря вы тратите на меня время. Ничего у вас со мной не выйдет! Сколько раз меня пытались посадить, а толку? Так будет и в этот раз, только вот у вас добавится неприятностей.

– Так что вы от меня хотите? – прервал его задушевные излияния Тавров.

– Забудьте об этом деле, Валерий Иванович! – посоветовал Илларионов. – Пошлите подальше Скавронова – ведь вы на пенсии, да и возраст у вас уже не для приключений, прямо скажем…

– И это все, что вы мне хотели сказать? – язвительно поинтересовался Тавров. – Только для этого вызвали меня сюда среди ночи?

– Да нет, не только для этого, – ответил Илларионов. – Разумеется, я пришел на встречу с вами с готовым деловым предложением. Заметьте: предложение касается лично вас, но ни в коем случае не господина Скавронова – лучше, чтобы он об этом вообще не знал. Хорошо?

– Так что за предложение? Выкладывайте, а то вы все вокруг да около ходите! – раздраженно предложил Тавров.

– Правильно! Возьмем быка за рога, – улыбнулся Илларионов. – Прежде всего хочу сказать, что я человек, который чтит Уголовный кодекс. Потому я до сих пор на свободе.

– Да что вы?! Вы на свободе потому, что уважаете закон? А я полагал, что это всего лишь недоработка правоохранительных органов! – не удержался от иронического замечания Тавров.

– Почему же? – обиделся Илларионов. – Приписываемые мне квартирные махинации и связанные с этим смерти – всего лишь печальное стечение обстоятельств. Мои клиенты действительно были больны, и пусть их недуги не всегда могла разглядеть медицина, но их дни были сочтены! Самые смертельные болезни – душевные, а все эти люди были в душе глубоко нездоровы. Сами посудите: разве духовно здоровый человек пойдет к колдуну? Никогда! А болезнь и смерть души неизбежно рано или поздно вызывают смерть тела – как бы ни изощрялась медицина. Ведь тело – это всего лишь материальная оболочка!

– Ну и Сиплого с его подельниками вы убрали потому, что их души уже умерли, и их физическую гибель нельзя считать убийством, не так ли? – саркастически осведомился Тавров.

– Вы можете мне не верить, но к смерти Сиплого и его шестерок я не причастен, – категорически отверг обвинения Илларионов. – Разумеется, если бы эти убожества встали на моем пути, я бы не колебался ни минуты! Но в данном конкретном случае мне не было никакого смысла их убивать!

– Позвольте вам не поверить! – запальчиво возразил Тавров. – Вы отдавали им приказы, они по ошибке похитили Томилина, как говорится, «облажались», могли вас выдать – так что основания у вас более чем весомые. Точно так же вы приказали убрать журналистку Фокину, чтобы она не успела передать досье на вас мне и Скавронову. Разве не так?

– Разумеется, нет! – улыбнулся Илларионов. – Ну, передала бы она досье на меня – и что? Если меня не смогли привлечь до сих пор, то и досье не помогло бы, ведь там содержались лишь факты, которые и без того известны. Нет, Валерий Иванович, Сиплый со своими шестерками и Фокина – не на моей совести! Посудите сами: если бы я захотел их убрать, то не стал бы прибегать к услугам киллера, вооруженного пистолетом. В моем распоряжении есть другие методы. Но это все общие рассуждения. Давайте перейдем к делу!

– Давайте! – согласился Тавров. Ему тоже надоела бесплодная дискуссия.

– Этот юный недоносок Шведов прячется от меня вместе с полученным от Федуна кольцом Соломона. Так вот. Когда найдете его, передайте, что кольцо само по себе мне не нужно. Пусть распечатает портал с Книгой Агриппы, и после этого кольцо может оставить себе. Меня интересует только Книга! И если кто-то из ваших друзей захочет наложить на нее лапу, то отговорите их. Вот и все мое предложение. Если вы согласны выполнить мои условия, теперь излагайте свои – я их выслушаю и если сочту разумными, то непременно удовлетворю. Если у вас условия только материального характера, то не стесняйтесь в цифрах: я обеспечу вас суммой для переезда на собственный вечнозеленый остров в теплом море, с комфортабельным домом и роскошной яхтой – ну и разумеется, счетом в банке, достаточным для содержания всех этих удовольствий! Пора вам встретить старость в тишине, покое и комфорте. Ну, как?

– Заманчивое предложение, – насмешливо прокомментировал Тавров. – А теперь я изложу свои условия. По моему мнению, вы очень опасный и безрассудный человек, поэтому я считаю, что вам нужно обеспечить не доступ к Книге Агриппы, а персональную палату в психиатрической клинике. Поэтому предлагаю вам сдаться Скавронову, он отправит вас в хорошую клинику, где вас, надеюсь, вылечат. Как вам?

– Я полагал вас за разумного человека и всерьез надеялся, что беседа будет продуктивной, – сообщил после короткой паузы Илларионов. – У меня были к вам и другие предложения, еще более интересные, чем то, которое я вам уже изложил. Но поскольку разговор у нас изначально не получился, то продолжать его полагаю бессмысленным. Извините за беспокойство. Прощайте!

С этими словами Илларионов поднялся со скамейки и направился к лодке.

– Ну почему же прощайте? – усмехнулся ему вслед Тавров. – Я еще надеюсь на встречу с вами, только в несколько другой обстановке.

– Это напрасно, Валерий Иванович! – рассмеялся Илларионов, усаживаясь на корме. Его молчаливый спутник оттолкнулся веслом от берега, и лодка медленно заскользила по глади пруда.

– Прощайте, Валерий Иванович! – крикнул Илларионов, и его голос странным, многократно повторяющимся эхом разнесся по окрестностям. Эхо, словно теннисный мячик в тесном пространстве, запрыгало в многократных отражениях, и у Таврова на мгновение закружилась голова. Странный призрачно мерцающий туман наползал с пруда, полностью скрыв лодку с Илларионовым. Тавров поднялся со скамейки и крикнул:

– Виталик!

Странно, но даже эхо не откликнулось, словно Тавров кричал в подушку. Тавров посмотрел в сторону кустов, где должен был прятаться Скавронов со своими людьми, но никаких кустов не увидел. Не увидел он и Лемешевского мостика: только берег пруда с маслянистой недвижимой гладью воды и наползающую пелену призрачного тумана. Тавров оглянулся и увидел, что и скамейка, где он только что сидел, и лес, на опушке которого стояла скамейка, – все исчезло. Осталась пустота: что-то вроде плоской поверхности плотно утоптанной земли, уходящей в темноту. Тавров достал фонарик и попытался осветить темное пространство, но фонарик не горел.