Петр Владимирский - Объяснение в ненависти

Андрей сел в глубокое кресло, сложил ноги по-турецки, как делал всегда, когда хотел расслабить тело и сконцентрировать мысли. Так. Значит, Наталья объявила на него охоту. С этим понятно — она вполне могла интриговать, пытаясь поссорить его с Верой. Но Веруня-то не из тех женщин, кто верит слухам или наветам. Она никогда не поверила бы словам, только фактам. И только тому, что увидела бы сама. Значит? Думай, думай! Напрягай извилины. Итак, случилось нечто такое, что отвернуло от него Веру. Что же? Непонятно. Нужно по часам вспомнить тот день, когда Вера была на дежурстве и домой уже не вернулась. Так, стоп. Она была дома, забрала Пая. Это ты уже дотумкал. Потом заехала, когда он был в ветклинике, увезла свои вещи. Как он провел день накануне этих событий?

«Вспоминай, Двинятин»! — подбадривал он себя. Закурил уже пятую сигарету, выпил вторую чашку крепкого кофе. Снова сел на корточки, расслабился — руки ладонями вверх. Попытался погрузиться в состояние отрешенности, забыть о результате. Представил себя листиком на ветру… Так. Тот треклятый, вспоминаемый в сотый раз день прошел в клинике как обычно, как все остальные дни. Он приехал домой, был уставшим. Читал. Вечером позвонила и заехала Наталья, решать вопрос с летним отпуском дочери. Дал денег. Попили чаю с ней и с Машкой. Очень захотелось спать, навалилась непреодолимая усталость. Такое с ним бывало только в армии. Тогда он засыпал не только лежа, но и сидя и даже стоя. Значит, он спал как убитый в их с Верой квартире, проснулся поздно, даже опоздал на работу. Пока он спал, ничего вроде не происходило… Или все же?.. И тут он, словно в густом тумане, увидел обнаженный женский силуэт. Сквозь сонное марево Двинятин едва различал, как по дому перемешается женщина, одетая почему-то в его джинсовую рубаху. Он не столько даже вспомнил, сколько почувствовал. Холодная ярость поднялась из груди и залила мозг. Убью стерву!.. Андрей побил все армейские рекорды одевания. Вылетел из дому и впрыгнул в свой белый, похожий на кроссовок «пежо». Скрип тормозов, визг шин… Через пятнадцать минут он был уже у своей прежней квартиры, где теперь обитала бывшая жена с дочкой. Он нетерпеливо утопил кнопку звонка и не отнимал палец до тех пор, пока Наталья не отворила.

— Что за пожар, Андрей? — недовольно спросила она. На ее лице толстым слоем лежала крем-маска.

— Пожара еще нет, но ураган сейчас начнется, — тихим сдавленным голосом произнес бывший муж, стараясь не ударить по жирно блестящему лицу. Было очень трудно сдерживать гнев, но сначала нужно дать Наталье возможность рассказать все по-хорошему. — Признавайся! Какую ты затеяла интригу? Что сказала Вере?

— Какая еще интрига? Что за выдумки? — Наталья пятилась вглубь квартиры. — Ничего я не говорила. Сдалась мне твоя Верка!

Это было ошибкой. Тихий, спокойный и интеллигентный бывший муж и мухи не способен был обидеть, только вылечить… Но лишь до тех пор, пока терпение не превышало допустимого предела. За время их брака он срывался всего два раза и тогда становился на себя не похож. В запале он мог натворить такого!.. Но Наталья, видимо, совершенно забыла об этом качестве Двинятина. Она неосторожно упомянула имя его любимой женщины в пренебрежительном тоне. И спусковой крючок гнева сработал.

Словно смерч шел по квартире. Точнее, ураган по имени Андрей. Все мелкие статуэточки, все так любовно собранные безделушечки были сброшены на пол и растоптаны. Несколько подарочных хрустальных ваз полетели в стену и разлетелись вдребезги. Хлопки фарфора, трагический звон фужерного стекла и женский визг слились в один протяжный звук. Он не тронул только комнату дочери. Оглядев разрушения и смахнув пот со лба, мужчина спросил деловым голосом солдата, сделавшего свою работу по зачистке деревни от боевиков:

— Тебе по-прежнему нечего мне сказать? — Взгляд его критически скользнул по мебельной стенке.

— Постой!!! Остановись, кретин! Я ничего не делала! Что ты себе напридумывал? — сделала последнюю попытку Наталья.

— Дело твое, — выдохнул бывший десантник Двинятин и одним ударом ноги расколол дверь встроенного платяного шкафа на две неравные половинки. Из шкафа криво полезли вешалки с тряпками. Он не торопясь брал вещи по одной, наступал на них ногой, тянул вверх и разрывал.

— Остановись! Двинятин, прекрати! Я вызову милицию! — зашлась истерическим воплем бывшая супруга.

— Давай, давай! Вызывай! Квартира моя, вещи в ней мои. Я как хозяин могу все здесь переломать и перекрошить. Ты останешься голая, босая, — говорил ей Андрей, отламывая каблук у шикарных туфель. — Тебе не из чего будет жрать, пить, и спать не на чем. Кстати о спанье… — Он неторопливым шагом прошел в спальню. Посмотрел на свое отражение в створках огромного зеркального шкафа и запустил в него керамической пепельницей, полной окурков со следами губной помады. Зеркало бахнуло, обрушилось на пол и разбрызгалось по паркету. Хрустя по острым осколкам, Двинятин подошел к огромной кровати, подхватил ее и поставил на ребро.

— Все! Все, прошу тебя! — забилась в истерике Наталья. — Я все расскажу, идиот несчастный, только остановись!

Сморкаясь и с ужасом глядя на произведенные Двинятиным разрушения, она подробно рассказала о своем коварном плане. Первое время после его ухода она отдыхала от семейной жизни. Вспоминала прежние времена, когда, юная и свободная, шаталась по ночным клубам и казино. Теперь ее партнерами были уже не «папики»: буквально у себя под носом она обнаружила новый вид современных мужчин. Они любили хорошо одеваться, посещать лучшие магазины, клубы, спортивные центры и парикмахерские. У этих преуспевающих бизнесменов нового поколения была и новая сексуальная ориентация: нерастраченная любовь к самим себе. Разобравшись, Наталья поняла, что эта генерация мужчин интересуется женщинами, у них тонкий вкус, изысканные манеры и одежда, они тщательно ухаживают за кожей и волосами, следят за фигурой, чистотой ногтей, модой и культурными событиями.

Новые тенденции в светской жизни вначале понравились бывшей жене ветеринара. Затем обнаружились минусы. Первый: эти мужчины были значительно моложе Натальи. Второй: к своему полному изумлению, она нашла в них много общего с бывшим мужем — все они были неисправимыми трудоголиками. Отдыхая в ее обществе, эта самостоятельная молодежь могла говорить о чем угодно: о последних премьерах, о выставках и спектаклях, о тряпках и косметике. Но самой интересной темой для них была работа. Работа и любовь к себе, как это ни прискорбно, оказались для них намного важнее, чем самое искреннее увлечение Натальей. Они абсолютно точно понимали и ее игру, и ее расчеты. В какой-то мере они были такими же, как она, любителями удовольствий. Но для них, этих новых мужчин двадцать первого века, дело тоже было удовольствием. В нем они видели и азарт, и кайф, и удовлетворение амбиций.