Александр Горохов - Повязанные кровью

Научной работы Борис вести не мог, поскольку бумагу ему не давали, книг выписывать не позволяли, кормили два раза в день, и через день выносилось ведро параши. Часами напролет он лежал на надувном матрасе, неторопливо проворачивал в мозгу набегающие мысли, унынию не предавался, а все случившееся с ним воспринимал со смешком. Быть может, он был фаталистом, а потому считал, что с роком и судьбой спорить бессмысленно, что случится, то и должно случится.

Во всяком случае, такого порота событий, который произошел при его встрече с депутатом Афониным предвидеть он не мог, а потому и предохранительных мер никаких не принял - даже не сказал друзьям как собирается найти и поговорить с депутатом.

Логово депутата Борис нашел без ухищрений и затруднений. Попросту приехал в Крылатское, нашел депутатский дом, возле дверей расспросил скучающих бабуль, где таковой-то избранник народа проживает, вечером нажал на соответствующую кнопку домофона и энергичный голос спросил.

- Кто там?

Ответ у Бориса был подготовлен.

- Ваш соратник, Максим Иванович, по борьбе в октябре девяносто третьего года.

- Кто именно? - прозвучал настороженный ответ.

- Рядовой солдат.

Замок щелкнул, Борис поднялся на лифте на двенадцатый этаж, Афонин встретил его в открытых дверях - плотный, усатый, внимательный, с незначительной трусоватостью в глазах. Первый вопрос , когда не приглашая в комнату, Афонин усадил гостя в просторной прихожей, прозвучал едва ли не на лакейский манер.

- Чем я вам могу служить?

- Я вернулся из бегов... Сами понимаете, прятался после тех событий... Мне бы нужна работа.

Борис собрался разыграть простачка, хотя и понимал, что быстро сорвется, и выдаст себя с головой.

- Четыре года прятался? - на розовом лице депутата вспыхнуло удивление. - Да ведь через полгода всем была амнистия! Я сам вышел из заключения! И все забыто!

- У вас дело проще... А на моих руках кровь.

- Даже так?

- Получается так.

- И где же вы скитались четыре года?

Борис вспомнил, что рассказывал Денис и ответил уклончиво.

- Ловил рыбу на Каспии... Изумруды искал на Урале...Потом в Тихом Океане ноги мочил. По разному.

- Криминального следа не оставили? - строго осведомился Афонин.

- Что вы! Я бы к вам не пришел.

Афонин демонстративно призадумался, потом спросил сухо.

- Что вы умеете делать? Профессия есть?

- Какая ж профессия, если меня мотало по стране буйным ветром?

- А чего бы вы хотели?

- Не знаю. - поежился Борис. - Устроиться в Москве, к делу прилепится.

Он уже видел, что чем дальше, тем больше не нравился Афонину и поначалу решил сменить свою роль.

- Но почему вы пришли именно ко мне? - капризно спросил Афонин. - Для меня события тех дней кончились, я теперь на другой платформе, или почти на другой. И боюсь, что мы уже не поймем друг друга.

Борька понял, что никакой другой роли не сыграет и пора быть самим собой.

- Я понимаю, что вы лично перекрасились и утроились с комфортом. ехидно начал он. - Ну, хоть какое-то занятие вы и мне можете подыскать.

- Я не перекрасился! Я остался на прежних и даже более крайних позициях!...Не обижайтесь. - круто ответил Афонин и встал. - Но я не смогу вам помочь...

- Значит так. - Борька не шевельнулся в кресле. - А ведь я не ответил вам "не могу", когда вы погнали меня штурмовать мэрию. И мой друг не отказался напасть на Останкино. А один очень глупый, но идейный мальчик по имени Виталик Соколов получил пулю в лоб потому, что послушался вашего призыва, Максим Иванович... У вас знатная квартира, вы опять в парламенте, а Виталик - в сырой земле.

- Сколько ты хочешь, чтоб убраться отсюда? - сердито нахмурился Афонин.

И в этот момент Борис совершил ошибку, как оказалось в дальнейшем. Совершенно автоматически ответил.

- Сто тысяч долларов.

- Сколько?! Сто тысяч?! Почему именно столько?

- Ну, Максим Иванович, именно столько пообещал мэр Москвы за сведения о людях, покушавшихся на вице-мэра.

- Да я-то тут при чем? - откровенный страх метнулся в глазах депутата. - Ты что, парень, чердак у тебя поехал?

- Так моя - то покалеченная жизнь, Максим Иванович, не хуже чем вице-мэра. - попытался вывернуться Борис. - Я её и оцениваю во столько же.

Оказалось, что в квартире они не одни - хуже того: получилось, что их подслушивали, в двери с витражом постучали и Афонин торопливо извинился.

- Подожди минутку, это жена, мы на дачу собираемся, сейчас договорим.

Он нырнул за стеклянные двери, из-за них не доносилось ни звука и Борис понимал, что всю игру провел из рук вон плохо, и что самое лучшее было бы сейчас ретироваться, не прощаясь.

Но Афонин вернулся неожиданно в приподнятом и дружеском настроение.

- Знаешь, Борис, а ты мне понравился, черт тебя дери! Нахальный ты, конечно, и беспринципный парень, но такие тоже нужны в борьбе! Мы так сделаем. Мне надо уехать на дачу, поедешь со мной и завтра мы там на природе обо всем спокойно потолкуем. Место я тебе найду. Сейчас жена соберется и едем!

Борька понимал, что предложение это скорее всего пахнет ловушкой, но присутствие жены его несколько успокаивало.

Тем более, что жена Ляля оказалась ещё моложе, чем сам Борька веселенькая вертихвостка, которая и на дачу отправлялась, вся увешанная золотыми цепочками, браслетами и кольцами на каждом пальце. Афонин вызвал свою машину, они спустились вниз и по дороге депутат прошептал Борьке на ухо, что о делах при супруге говорить не следует - она, видите ли, сущий ребенок.

О делах не говорили ни в машине, ни на даче, где уже были готовы шашлыки, которые откушали в узкой компании, а Борька быстро сомлел и его препроводили во флигель, где уложили на пышную, деревенскую перину, на которой он мгновенно заснул.

А проснулся - в подвале, на надувном матрасе, и как произошло это перемещение, как он даже его не ощутил, Борька осмыслить не мог. Да и не пытался он что-либо осмысливать, поскольку исходная позиция была очевидна; его вычислили ещё в московской квартире депутата, на даче чем-то опоили и без всяких затруднений заточили в подвал. И едва он это осмыслил до конца, как двери подвала раскрылись и ничего не успев увидеть, Борька почувствовал, что его ударили ногой, обутой в сапожище - точно в грудь. Он слетел с надувного матраса и заверещал.

- Не бейте меня! У меня очень низкий порог болеустойчивости! Я могу умереть от укола иголкой!

- Не подохнешь! - пообещал ему из темноты один мужик , а второй радостно засмеялся и Борю взяли в крутой оборот, досталось так, как ни разу в жизни не доставалось, на что уж в пятом - восьмом классе у них случались жестокие драки с Фаридом. Били его и руками и ногами, прикладывали головой о стенку, но в конце концов мордобойцы притомились и ушли.

А Борька тихо засмеялся - все было как раз наоборот. Неизвестно какая была у него нервная система, непонятно какой у него был организм, но вот как раз физической боли он боялся меньше всего, безтрепетно ходил к зубному врачу, едва не помер в тринадцать лет потому, что не замечал боли воспалившегося аппендикса, а однажды на спор проткнул ляжку вязальной спицей и при этом пел "Легко на сердце от песни веселой!", не ошибившись ни в одной ноте, ни в одном слове и не потеряв ритма. Но секрета этого не знал никто - Фарид в первую очередь.