Александр Горохов - Забытые на обочине

Последння фраза прозвучала странно и как-то мрачновато, но просить пояснений Гриша не решился и ответил неопределенно.

- Вам виднее. Я у вас сегодня в помошниках.

Окончательно с работой они управились уже в темноте. Потом кое-как помылись в непротопленной бане, а за ужин сели, когда младшие дети уже легли спать - Гриша их в полном составе так и не видел. А Ольга оказалась иной - в свитере и длинной узкой юбке теперь она утеряла окончательно признаки девчонки, казалась более взрослой, сдержанной и строгой. Быстро и молча подавала на стол, сама не ела и в первый момент Грише показалось, что она преднамеренно демонстрирует ему свою отчужденность. Он до того огорчился, что даже потерял аппетит. Но она вдруг улыбнулась и сказала мягко.

- Кушайте веселей, вы ведь сегодня много работали. - и взглянула ему в лицо глазами, которые теперь были вовсе черными.

Антон при этом добродушно захохотал:

- Эй, Ольга! Ты глазки-то без нужды гостю не строй! Ему наша жизнь не понравилась!

Дочь ответила отцу спокойно и без всякого смущения.

- Ты, папа, сначала научи меня, как строить глазки, а уж потом осекай. А наша жизнь и мне не нравится.

- Это что ж такого тебе здесь не нравится?! - ревниво вскинулся Антон. - Чего тебе не хватает? Или в город потянуло?

- Нет. - так же ровно, по взрослому ответила Оля. - Но мы не современно живем. Как в прошлом веке. Фермеры должны жить по другому.

- Насмотрелась телевизора! - не без огорчения заметил отец. - Ничего, обрастем жирком, техники прикупим, будем что твои фермеры из Техаса! Замуж тебе надо! - он повернулся к Грише и спросил напористо. - Возмешь Ольгу в жены, Гриша? Теоретически?

Гриша промямлил первое, что пришло в голову.

- Старый я для неё.

- Это ты брось! - возразил Антон. - Это ты по городским меркам раскладываешь! Мужик в доме и должен быть старшим, чтоб тебя жена не подмяла! Я вон со своей благоверной за главенство в хате всю жизнь борюсь, а все никакого толку! Так говорю, жена?

Людмила улыбнулась и промолчала. Она оказалась из тех доброжелательных и всегда искренних людей, которые с первого слова со всеми говорят как со старыми, добрыми знакомыми. Заботливо и поглядывая на мужа с укоризной, расспросила, как там поживает в больнице дядька Станислав, а Гришу не пытала - откуда он и зачем сюда прибыл.

Всё в этой семье казалось простым и ясным - дом надо достроить, хозяйство поднять, детей "поставить на крыло", а всем этим простым и благим фермерским намерениям, на каждой ступеньке продвижения - мешал окружающий мир: Губернаторы, Госдума и Президенты местного сельсовета. В быту это вырисовывалось в такую модель:

Не хватало денег.

Мешали перебои с бензином.

Удавили налогами.

Младшей девочке требовалось выровнять зубы - неправильный прикус: куча денег.

Фермеры - а проверяющих и всяких начальников над головой, больше, чем раньше над колхозниками.

Банки - вымогатели и воры.

Мужики в селе - сплошняком пропойцы, не хотят работать и за бутылку.

Любой закон в помощь крестьянину - сдирает с него последнюю рубаху.

Милиция - работает на бандитов.

Государство бьет и грабит только слабых, а сильные сплотились и тоже бьют трудяг.

Сегодня хорошо, потому что завтра будет ещё хуже.

Жить - можно.

Половины проблем Гриша не понимал и лишь усердно кивал головой в знак согласия. Так же кивнул, когда Людмила спросила.

- Григорий, а правду Антон говорит, что вы к нам в помошники на лето не против пойти? И отдохнете на свежем воздухе, здесь летом хорошо... И заработаете. Немного.

- Может быть. - обстоятельно ответил Гриша и при этом почувствовал, что Оля ждала его ответа. - Мы пока просто так, для начала, говорили.

- Подумайте, места хватит...

Эта идея, поначалу показавшаяся нелепой, теперь, после работы, ужина, уюта этого дома оказалась для Гриши вполне реальной. Хотя он и с трудом представлял себе подобное собственное будущее. Но от волнуюшщего присутствия молодой, цветущей девушки, от ощущения того, что он, наконец, полностью предоставлен самому себе, любому своему самому неожиданному желанию - душа его переполнилась таким незнакомым чувством светлой свободы и уверенности в радости грядущих дней, что он сказал.

- Мне здесь очень понравилось. Да и доктор сказал при выписке, что лучше всего мне физически поработать полгодика на природе.

- Природы тут сколько угодно. - усмехнулся Антон.

Они уже завершали ужин, когда со двора донесся лай собаки, а потом чей-то скрипучий голос позвал хозяина.

Антон вышел из дому, а Людмила спросила осторожно.

- Вы долго пробыли в той больнице?

Он смутился и вдруг понял, что этот вопрос ему будут задавать часто и долго - быть может всю жизнь. И отвечать на него, точнее - вспоминать о минувшщем не хотелось, особенно когда напротив, через стол, сидела Оля и тоже ждала ответа.

- Долго. - ответил Гриша. - Но теперь все в порядке. Меня выпустила комиссия.

- И у вас только брат в Москве?

Гриша не помнил, когда он успел рассказать о своем семейном положении и кивнул в знак согласия.

Антон вернулся в дом озабоченным и каким-то неуверенным. Наклонился к Грише, спросил осторожно и тихо.

- Гриша, ты как - не очень устал?

- Да нет...

- Так не хочешь тысчонку срубить? Сразу выплачу. Или спать хочешь?

Полагая, что речь идет о поисках тех самых сокровищ, Гриша поднялся из-за стола:

- Нет. Ничего. Время ещё детское.

Он перехватил настороженный взгляд Людмилы, брошенный на мужа, но она ничего не сказала. Оля спросила.

- Пап, я с вами поеду?

- Не надо. Сегодня Гриша на твоем месте. - бросил отец.

Накинув телогрейки, они вышли в холодную темноту ночи и добрались все до того же агрегата на тракторных колесах. Неожиданно Гриша увидел, что Антон несет в руках ружье. Охотничая двустволка с обрезанными, укороченными стволами. Антон забросил её за сиденья и сказал сухо.

- Сьездим в одно место, Гриша. Нужно будет пару бочек привезти.

- А ружье зачем?

- Так. Время позднее.

Дизель заревел, Антон молча повел агрегат в темноту, не включая фар, и Гриша, приметив неожиданную молчаливость своего хозяина, тоже лишних вопросов не задавал.

Выкатились из села, Антон набрал скорость и сказал, словно успокоил.

- На обратном пути глянем на это дядькино сокровище. Это старая баня на пруду, где у него раньше дом был. Сгорел год назад.

Антон включил фары и почти сразу резко свернул с дороги на колею через поле. В мечущемся свете фар замелькали деревья, колеса с чавканьем выдирались из грязи.

То ли от молчания Антона, то ли от этой поездки во тьме и, как казалось, в никуда, Грише стало неприятно. Точнее сказать, обстановка настораживала его - ночной выезд, ружье за спиной, мрачноватое молчание до сей минуты говорливого фермера.