Александр Горохов - Забытые на обочине

Гриша не прислушивался, что говорил Антон. Не смотря на легкую горечь расставания он подумал, что последние сутки, это село, семья фермеров, дикая стрельба ночью, поиски сокровищ и, главное - Оля, всё происшедшее плавно и естественно вернули его в нормальную жизнь нормальных людей. В ту жизнь, где при всей её дикости и не всегда понятливости - он был равноправным человеком, не сторонним и не чужим. А если в будущем ничего не сложится толкового, то, действительно, всегда можно вернуться сюда и хоть как-нибудь, да пристроиться.

глава 6. Под стук колес.

... Поезд катился к Москве, на запад от Костромы и Ярославля и как бы убегал от восходящего на востоке солнца. Колеса ровно и приглушенно стучали на рельсах, вагон слегка покачивало и Гриша лежал на лавке, плавно погружаясь в приятное полузабытье. Его ничто не беспокоило. Каждая минута пробега поезда безвозвратно уносила его от всего случившегося в последние часы, а главное - увозила из многолетней, монотонной и однообразной жизни, которая уже не повторится ни в чем. Он не испытывал неуверенности в завтрашнем дне - в конце концов, каким бы ни был дерьмом его старший брат Геннадий, но не выгонит же из дому на улицу, поскольку они с ним хотя бы в половину по крови, но братья. Хотя бы на могилу отца с матерью вместе сходят, а там - как-нибудь.

Он пожалел, что за минувший день уже выпил немного из бутылки даренного спирта - следовало прийти с ней полной к брату, чтоб не являться с пустыми руками. Но эта мысль тут же напомнила ему основную человеческую проблему - деньги! Их надо было сосчитать, чтоб знать с какими возможностями он приедет в столицу. В купе никого не было - Гриша специально взял купированный вагон, хотя цена за билет показалась чрезмерной. За два часа езды от Костромы к нему ещё никто не подсел.

Все его документы и рубли оказались на месте, ничего не пропало. Денег в рублях оставалась та же тысяча, с которой он вышел из больницы и тысяча, подаренная Антоном Карауловым. Получалось, что за пир в кафе "Волга" - заплатил все тот же Слава, а у него ничего не взяли. Гриша аккуратно выгреб из сумки доллары, сложил их стопкой и принялся считать до этой минуты он никогда их в руках не держал.

Подсчет дал цифру - двести тридцать пять долларов, и значимость суммы ничего ему не сказала. Он не числил валюту за деньги. Ему и в голову не приходило, что на сегодняшний день самая убогая старуха в Москве отлично ориентируется в валютном курсе и в редкой русской семье под матрацем не хранятся на "черный день" именно американские доллары. Доллар, утверждалось - он и в Африке доллар.

А Гриша помнил одно: доллары - это опасная штука. Обмен их - дело противозаконное, за такую операцию можно плотно сесть за решетку.

Он аккуратно уложил всю свою наличность обратно в сумку и наткнулся на красную папку. Он снова припомнил, что записать историю своей беды его заставил молодой врач-латыш ещё в Риге, заверял, что это поможет ему, Нестерову, вырваться из сумасщедшего дома и ничего, кроме пользы такая работа не принесет.

- Ты должен все записать и потом все забыть. - толковал врач и фамилия его была Зирныньш. - Запишешь, а потом мы все сожгем, а ты сотрешь с коры больших полушарий мозга все события. И это тебя больше не будет тревожить.

- Как писать? - неуверенно спросил Гриша.

- Как птичка поет! - засмеялся Зирниньш. - Что было, то и запиши! Ты не Лев Толстой, тебе уметь писать не надо! Это у тебя вместо медицинских процедур!

- Записки сумасшедшего? - попытался пошутить Гриша, а врач тому лишь обрадовался.

- Ага! Ты пиши, пиши, ничего не бойся! Я тебе помогу! Только вот что... Себя не называй. Про себя под чужой фамилией напиши. Так. На всякий случай.

Теперь Гриша раскрыл папку и текст, напечатанный на машинке, поначалу показался настолько чужим, что никакого отношения к нему не имел. Но уже со второй страницы он заволновался. Все так и было! И, кажется, произошло только вчера!

"СИНИЙ СВЕТ"

документальная хроника сумасшедшего эпизоды 1989-1991

Эпизод 1. Вступление. Афганистан.

Мотострелковый полк уходил к перевалу. Утром покушали консервы и доели вчерашнюю баранину. У Сани Говорова очень заболел живот. Колонна прошла на марше километров двадцать, углубилась в горы и Саня жутко навонял в бронетранспортере. Когда остановились, старший лейтенант Синицын выгнал Саню в кусты. Он взял автомат и пошел. Он сел за скалами и стало легче. Он слышал, как колонна пошла дальше, но встать не мог. Ему было очень плохо. Было очень душно и жарко. От страха он сошел с ума. Мимо прошел отряд душманов и Саня спрятался.

Ночью за ним пришел лейтенант Синицын. Главное, автомат не пропал. Саня Говоров стал дезертиром.

Эпизод 2. Прибалтийский Военный округ. Сумасшедший дом в Балтийске.

В девять часов серый февральский рассвет высветил зарешоченные окна палаты. Санитар Петрович выключил синие лампочки ночного освещения. Он поднял с койки возле дверей хилого парнишку и оба пошли на кухню, на первом этаже корпуса. Было воскресенье, поэтому старшины утренней зарядки для психов не проводили, по собственному желанию её никто не делал.

Саня Говоров вылез из-под одеяла, натянул кальсоны и старый халат синего цвета, сунул босые ноги в тапочки и поплелся в туалет.

Вода из крана хлестнула холодной. Он без удовольствия подставил стриженую голову под струю, простоял так с минуту. Легче не стало. Все тот же тугой железный обруч невидимо сжимал череп, проламывал затылок и виски. В ушах стоял ровный, безостановочный гул.

В туалете, за спиной Сани, кто-то тужился, кряхтел и ругался. Резко пахло хлором и все вокруг было мокрым: цементный пол, стенки, потолок. Все было открытым. Кабинки, палаты, ни одной двери. Человеку здесь негде было побыть одному. Это отделение психиатрии про Балтийском флотском госпитале, Прибалтийского Военного Округа.

Саня подошел к окошку, вытер мокрую голову полой халата. Оконце было маленькое, без решетки. В него можно было просунуть только кулак. Но через эту бойницу видна была часть парка и угол основного корпуса Морского госпиталя. Ночью выпал снег, тяжелый и сырой. Рыхлым саваном он накрыл парк, тяжело налег на черные ветви деревьев. В окнах Морского госпиталя света ещё не зажигали, а ночной, контрольный и синий, в палатах для душевно-нормальных больных не полагался. Синий свет горел по ночам только у психов, в их отделение. В палатах основного корпуса ещё не просыпались, там было спокойно и тихо, там будут спать сколько захотят, потому что воскресенье.

Саня сжал зубы, стало до дрожи зябко. Но он подавил в себе эту горькую безнадежную волну и вернулся в Большую палату. За пять дней пребывания здесь он привык называть её как все психи: "Большой кубрик".