Александр Горохов - Забытые на обочине

- Привет! - кивнул Грише Климов, продолжая читать свое письмо.

- Далее. - Бригадир сделал полоборота и тронул за плечо человека, уже жадно поглощавшего макароны. - Встаньте, господин Рогожин.

Узкоплечий, испуганный мужчина вздрогнул, торопливо встал и вытаращил напряженные глаза.

- Это, Григорий, господин Рогожин, который, к сожалению, от рождения глухонемой. Или только немой, черт его разберет, работник исправный. И, наконец, прошу любить и жаловать самую яркую фигуру общества - товарищ Маслаков. Ударник коммунистического труда!

Товарищ Маслаков оказался малорослым, но жилистым мужчиной с целым набором каких-то значков на лацканах пиджачка, лет ему было явно под шестьдесят. Он привстал от стола и по офицерски прищелкнул каблуками.

- Так точно, товарищ Бригадир!

- Вольно, комиссар. Вот и вся бригада. - подвел итог знакомству Бригадир. - В случае ударной работы, Григорий, вы закончите недели за три. А может и раньше. Вопросы есть? Только глупых не задавай. По делу.

Спросить о чем-нибудь надо было - чтоб выразить свою покорность, а буйство будет пресечено. Как то уже было продемонстрировано. Буйствовать рано, понял Гриша.

- Когда письмо можно написать? - спросил Гриша.

- Хоть сейчас. - Бринадир тут же подал папку, в которой оказались шариковый карандаш, бумага и конверт. - Позавтракай, напиши письмо и - в забой! Сегодня будешь работать в паре с Ложкиным. Климов и Маслаков на откатке породы. Рогожин - на подмене.

Бригадир и охранник поднялись по лестнице наверх. Потолочный люк не закрывали и из него опускался вниз свежий сырой воздух.

Гриша присел к столу. Завтрак проходил в тяжелом молчании, хотя, как и обещалось - питание оказалось обильным: макароны по флотски, вареные яйца, хлеб с маслом и чай. Ели угрюмо и много, не подымая голов от железных мисок. Только Климов продолжал в пятый раз перечитывать письмо от жены. Гриша уже понимал, что его новые товарищи приняли навязанные условия, а только что минувшая вспыщка Ложкина была лишь отчаянной попыткой проявления характера - совершенно очевидно, что охраны наверху было достаточно, чтоб присечь любую попытку к бегству.

Да это же Балтийск! - осенило Гришу - Балтийск, ООС с небольшими нюансами!

Когда принялись за чай, Климов уже дочитал письмо в шестой раз и радостно сообщил.

- Порядок у меня дома, мужики! От жены письмо! Передали, как и обещали! Так что закончим работу и все будет в ладах!

- Дурак. - в тарелку с макаронами по флотски ответил Ложкин.

Климов обиженно вскинул голову.

- А ты бы Ложкин не рычал, а работал! Тебя каждый день наказывают, а ты никак не поумнеешь! Снова ведь изобьют!

- Дурак. - все так же в тарелку произнес Ложкин. - Никаких денег ты не получишь. Ты - бомж. Вредно тебе деньги иметь.

- А ты не бомж?! - заголосил Климов. - Бомж и наркоман! Вот!

Гриша не втягивался в разговор. Надо было написать письмо на волю и главное - кому? Писать брату было не о чем, Мишке Фридману - незачем. На какой-то миг промелькнуло желание написать письмо фермерам Карауловым, точнее - Оле Карауловой. Но он тут же понял, что неизвестно почему - очень быстро забыл эту светлую девушку, как бы сильно она не задела его чувств при встрече. Вернее сказать, не то чтоб забыл, а в мозгу его и душе Оля сразу ушла за горизонт сегодняшней жизни, осталась нежным воспоминанием из тех событий жизни, которые не возвращаются и не могут возвратиться. Оля казалась теперь персонажем не из жизни, а из мечты или снов. А если быть точнее, то он, Гриша, за короткие сроки добирал то, чего был лишен в своей изуродованной жизни. Ольга была лишь его первой, несостоявшейся, попросту детской любовью. Как всегда наивной и преходящей, от которой и остаются такие легкие и прозрачные воспоминания. Он даже и представить себе не мог, о чем бы мог ей сейчас написать - не о чем и незачем.

Неожиданно он понял, что единственным человеком, кому была хоть малейшая причина сообщить о своем положении, оказывалась Алла...

Он быстро допил чай, пристроил на тот же стол папку и на листе бумаги написал.

"Здраствуйте, Алла! Все мои дела идут хорошо, но я немного задержусь на работе, которая подвернулась. Я вспоминаю вас и Петьку каждый день. В Ярославле всё так же закончились хорошо. На работу я устроился сроком около месяца, после чего приеду к вам. Григорий."

Ему хотелось написать ещё очень многое, но неизвестно было, дойдет ли письмо до адресата. Он запечатал конверт, напряг память, написал адрес и заклеил послание как раз в тот момент, когда вниз спустился все тот же Бригадир, сменивший белую кепочку на оранжеваую каску.

- Так, вахта! Завтрак окончен, приступаем к работе! Григорий, давай письмо, через пару дней жди ответа.

Гриша подал ему письмо и Бригадир тщательно уложил его в карман комбинезона.

Неприметная и низкая дверь в стене приоткрылась и следом за Бригадиром и Ложкиным Гриша сделал с десяток шагов по наклонному тоннелю. Метра через три, в сторону - обнаружился ещё один ход, но они прошли мимо, пока не уткнулись в горизонтальный лаз, высотой больше чуть метра.

Ложкин взял одну из коротких лопат, валявшихся на земле. Бригадир посмотрел на Гришу:

- Ну, вот, Григорий. Эта нолевая отметка. Три с небольшим метра мы уже прошли, осталось около двадцати метров. Все тебе ясно? - Бригадир смотрел на него тревожно, испытующе - не знал наверняка, послушается ли новичок бесприкословно и примется ли за работу без сопротивления.

Гриша кивнул и поднял с земли лопату. Бригадир подбодрил радостно.

- Вперед! Делай, как Ложкин. Он хоть и бешеный дикарь, но горняцкое дело знает.

Гриша слегка пригнулся и шагнул под своды лаза.

Через полчаса он определил, что работенка ему досталась не то чтоб очень тяжелая, но предельно неудобная. В копаемом тоннеле можно было стоять в полусогнутом положении. Грунт был тяжелый, глинистый и не всегда поддавался короткой штыковой лопате. Приходилось помогать себе киркой. Вместе с Ложкиным он молча вгрызались в землю. Лампа освещения за спиной давала резкий свет, а грунт, который падал под ноги - отваливали дальше и вывозили на большом железном корыте остальные члены бригады. Почти сразу стало жарко, света двух лампочек,забранных решоткой оказалось мало, но здесь особого освещения и не было нужно, очень сокро Гриша приловчился работать практически на ощупь.

Ложкин долбил грунт поначалу вяло, но потом втянулся, остервенился и с натуженным кряхтением ритмично бил лопатой.

- Ты давно здесь? - негромко спросил его Гриша.

- Не все тебе равно? - глухо бросил через плечо Ложкин. - Все одно, как прокопаем, так нас и "замочат".

- Как это?

- А так. Подумаешь, поймешь.

Мокрые космы падали на лоб Ложкина, глаз его не было видно, но в словах звучала решительная убежденность.