Екатерина Савина - Иллюзия любви

Стараясь не задевать стены, с безобразно отстающими обоями, напоминающими пораженную проказой человеческую кожу, она разделась и быстро прошла в свою комнату.

В сумерках маленькой комнатки с никогда не поднимающимися шторами – в углу – что-то белело.

Щелкнув выключателем, Нина присела на краешек старого ободранного дивана с продавленным почти до самого пола брюхом.

Он бросила взгляд на рассыпанный на столе букет белых хризантем и горько усмехнулась.

«Как его зовут? – подумала она вдруг. – Василий?.. Вася?.. Он себя как-то по-другому называл... Василек. Нет, кажется... Но что-то похожее, что-то такое же – уменьшительно-ласкательное... Ага, Васик! Васиком он себя называл. Васик»...

У нее даже получилось улыбнуться.

Нина впилась глазами в белоснежный букет на столе, словно пытаясь удержаться на краю необъятной и мрачной бездны отчаянья, в которую ее тянул неудержимо тяжкий груз привычных безысходных мыслей.

«Славный мальчик, – шепотом проговорила она, мучительно морщась от родившегося за тонкой стеной шороха, – славный, милый мальчик. Он ведь ничего – совсем ничего – обо мне не знает, и тем не менее – влюбился по уши. Нахожу почти каждый день под дверью квартиры цветы, ласковые слова по телефону, нечаянные встречи и свидания, на которые я не прихожу и вряд ли приду когда-нибудь. И глаза у него никогда не улыбаются, хотя ему здорово удается смешить меня»...

Скрипнула, открываясь, в соседней комнате дверь, и Нина крепко зажмурила глаза.

«Я знаю, что он очень хороший человек этот Васик, – быстро-быстро зашептала она, почти беззвучно шелестя побледневшими губами, – наверное, его любовь ко мне – это последнее... хорошее... что еще могло случиться в моей жизни. Но ведь и это скоро закончится, как заканчивается все... И как только он узнает про то, что... Он непременно придет в ужас»...

Неровные шаркающие шаги приближались к двери в комнату Нины. Она снова широко распахнула глаза и едва удержалась от того, чтобы вскочить с дивана, схватить со стола цветы и прижать их к груди – приближающееся шарканье, ставшее много слышней, удержало ее.

«Осталось только несколько секунд, – успела подумать Нина, – несколько секунд до того, как откроется дверь в мою комнату, и»...

Мысли с грохотом заскакали у нее в голове, как крупные градины по покатой жестяной крыше.

«Цветы, – всхлипывая и поджимаясь, думала Нина, – цветы. Я уже столько времени не видела цветов, и как давно мне дарили их – в последний раз... Как жестоко! Какую подлую и пошлую штуку выкинула моя судьба, столкнув со мной этого мальчика Васика, как раз тогда, когда моя жизнь стремительно катится к концу – и перед глазами уже мелькают свистящие белесой пустотой слепые кадры засвеченной фотопленки»...

Невыносимый шелест шагов на секунду стих, и дверь, тоскливо застонав, приоткрылась, впуская в комнату Нины...

– Принесла?..

Бесцветный голос качнул дрожащую тишину комнаты и смолк.

Нина закрыла и открыла глаза, глубоко выдохнула и только тогда перевела взгляд на вошедшего.

– Принесла? – повторил он.

– Что? – едва слышно выговорила Нина, хотя прекрасно знала, о чем идет речь.

– Деньги, – захрипел вошедший, – деньги... принесла? Тебя не было всю ночь... Ты обещала принести мне деньги... Ты говорила...

– Да, – ответила Нина. – Да, Андрюша, я принесла деньги...

Две или три минуты в комнате было слышно только тяжелое прерывистое дыхание вошедшего. Нина, кажется, не дышала совсем.

Она опустила глаза в пол, а когда снова закрывшаяся дверь в ее комнату легонько колыхнула сырой воздух, когда шаркающие шаги стали медленно удаляться, Нина попыталась заплакать и не смогла.

Она подняла глаза на висящую под потолком голую электрическую лампочку, синюю, словно удавленник, которого некому вытащить из петли вот уже вторую неделю – и подумала вдруг, что голубоватый свет в ее комнате пропах мертвечиной.

Нина поднялась на ноги и достала из своей сумочки несколько скомканных купюр.

Хлопнула дверь в соседней комнате, и за тонкой стенкой раздался протяжный стон.

Нина вздрогнула и заспешила.

– Скорее, сука!.. – вновь простонали за стенкой.

Нина выбежала в прихожую, открыла дверь и, сжимая в вспотевшей ладони купюры, застучала каблучками вниз по лестнице.

Работа у меня интересная, жаловаться не буду. Я уже несколько лет живу в Москве, и год от года мне все больше нравится этот город и москвичи последнее время кажутся не такими уж отвратительными снобами.

В том городе, где я родилась и получила образование, я работала рекламным агентом. То есть – собирала заказы для своей фирмы, занимающейся созданием различного рода рекламной продукцией, выясняла, что именно желают увидеть клиенты в заказанном рекламном ролике или, скажем, на рекламном щите – о чем можно говорить, о чем нельзя говорить ни в коем случае.

Выполняя свои незамысловатые обязанности, я как-то не замечала, что пролетает жизнь, странно и неуловимо меняя очертания окружающего мира.

Сначала от меня уехала моя родная сестра-близнец. Наташа, проснувшись как-то утром, поняла, что наш провинциальный городок никак не может удовлетворить ее запросы, и покатила искать лучшей жизни в столицу.

Оставшись одна, я какое-то еще время моталась по офисам полулегальных фирмочек, вспухавших, словно дождевые пузыри на поверхности мутной реки постсовестских перемен; уговаривала каких-то темных личностей с громкими званиями «президент» и «управляющий» и неизменно бегающими глазами – представить свою фирму потенциальным клиентом посредством рекламы.

Некоторые личности тут же соглашались и просили устроить им нечто пышное, никогда никем не виданное и громкое – чтобы слава об их полуподвальной конторке прогремела на всю страну, а другие – несмотря на совершенно неуловимые глазки – производившие, в отличие от первых, впечатление людей неглупых, криво усмехались в сторону и сдержанно просили меня уйти, из чего я делала справедливый вывод – что о существовании принадлежащих таким товарищам фирм не должен знать даже районный участковый.

А через несколько месяцев на меня обрушилась страшная новость.

Сестра моя, Наталья, проживающая теперь в Москве, убита в собственной квартире, недавно еще подаренной ей – ее новым воздыхателем – Василием. Или, как она чаще всего его называла в наших с ней телефонных разговорах – Васиком.

Я приехала в Москву так быстро, как только смогла. Приехала... И осталась здесь жить – и живу здесь до сих пор.

Убийство моей сестры мне удалось раскрыть, во многом благодаря нашему с Наташей поразительному внешнему сходству и помощи Наташиных друзей – Даши и Васика – которые стали впоследствии моими лучшими друзьями.