Пабло Де Сантис - Язык ада.

В общем, очень скоро он привлек внимание тех, кто уже давно занимался поисками этого языка — Рина Агри, Валнер, Зуньига и еще несколько человек, которые сюда не приехали. Долгое время они шли по следу, но у них не было никаких конкретных свидетельств, пока не появился Андреас, готовый раскрыть свой секрет всем и каждому.

Я хотел засадить его в библиотеку, чтобы он занялся поисками следов языка в еще не переведенных рукописях, но его энтузиазм бил через край. Мы попробовали поискать этот язык в больницах: Андреас мне сказал, что умирающие легко разговаривают на нем, что они без усилий запоминают слова и умирают с этими словами из незнакомого языка.

В последнюю ночь, когда я его видел, он пришел ко мне в кабинет в три часа утра. Шел дождь, он весь промок, но, похоже, не замечал этого. Я спросил, что он делал всю ночь. «Я ходил», — ответил он не без сомнения, как если бы толком не знал, что означает глагол «ходить». Он сделал какие-то странные движения языком, смысл которых я понял только потом. Надо разговаривать с монетой во рту и недалеко от воды, сказал Андреас. Тогда появляются видения. Язык — это вирус. Язык рассказывает только одну историю. Язык Ахерона — это приглашение стать поперек реки. Если человек не будет болтать об этом, если он сдержит себя — ему откроется тайна.

Я знал, что Андреас принимает транквилизаторы; я приписал его состояние действию лекарств. Я подумал, что это — примитивный искусственный язык, образованный из греческого путем перестановки слов по неким правилам, которых я не знал.

Я представил себе язык, способный вызывать галлюцинации. Не наркотики ли вызывают смятение в языке, который зарождается в мозгу? Как и в языке Ахерона. Но нужно было вносить коррективы, и он делал это, снисходя до перевода.

— Что случилось со студентом? — спросил я.

— Андреас был астматиком. Он умер два дня спустя после того визита ко мне в кабинет от передозировки лекарства от астмы. Под языком у него была монета. Ее нашли, потому что, когда омывали тело, монета выпала и забила сток мойки, вода затопила все помещение. Андреас был уверен, что обладание языком не может длиться бесконечно. Потому он и подверг себя риску. Согласно поверью, на каком-то этапе акценты смещаются, и уже не человек говорит на языке, а язык говорит с помощью этого человека.

— Знали ли Рина и Валнер, что они умрут, если заговорят на этом языке? Ты их об этом предупредил? — спросил я.

Наум поднялся. На дне бассейна валялось — в полном беспорядке — несколько полых кирпичей. Теперь он внимательно смотрел на них, как на зеленые точки, на которых он концентрирует внимание перед лекцией.

— Мы договорились собраться всем вместе и впервые поговорить на языке Ахерона. Какой нормальный человек поверит в то, что язык способен убивать? Я до сих пор не могу в это поверить…

— Но ты же знал, что случилось с Андреасом. И ты им не рассказал?

— Мы никогда не говорили об этом.

— Ты всех раздразнил и приехал только на следующий день, чтобы понаблюдать за результатами опыта.

Наум рассмеялся. Он посмотрел на Анну, как на судью.

— Ты в это не веришь. Ты так меня и не простила.

Я не стал говорить, что и он тоже кое-чего ей не простил.

— Кажется, мы теряем время. Ты тоже говоришь на мертвом языке.

— Ты специально задержался на день. Билеты были. Ты провел опыт, и результат превзошел все твои ожидания. Когда выйдет книга, которая расскажет об этой истории?

— Я рассказал тебе все, что знаю. Ты не можешь обвинить меня в убийстве из-за опоздания в один день. Теперь я хочу получить бумагу.

Я достал листок.

— Расскажи правду хотя бы Анне.

Я почти верил, что Наум скажет правду, и Наум был почти готов подвести черту, которая отделяла нас от правды. Но этого не случилось. Он бросился на меня, порывисто, но неловко — не отрывая взгляд от листка у меня в руках. Я встретил его ударом. Боднул головой в подбородок. Потом ударил его в живот. Он согнулся пополам и упал на грязный и влажный пол.

Анна встала на колени рядом с ним.

— Письмо, — попросил Наум тонким голосом.

— Правду, — сказал я.

— Письмо, — попросила и Анна.

Я хотел, чтобы она узнала правду, но ей эта правда была не нужна.

Я скатал письмо в шарик и швырнул его к ногам Наума. Он приподнялся, чтобы его подхватить. Потом уселся на кирпичный бортик бассейна.

Я сказал Анне:

— Он расскажет тебе всю историю в деталях. И предложит написать с ним в соавторстве новую книгу. И будет много-много переводов, но он так и не скажет того единственного, о чем действительно надо сказать.

Наум достал из кармана зажигалку и поднес огонек к письму. Мы — все трое — смотрели, как горит бумага. Когда письмо превратилось в пепел, единственным доказательством против Наума остался я сам.

Я позавтракал уже после полудня, потом совершил небольшую прогулку, а вернувшись к себе, почувствовал запах табачного дыма. Я даже подумал, что ошибся номером.

На моей кровати сидел мужчина и читал мои бумаги при свете настольной лампы.

— Что вы здесь делаете, комиссар?

Гимар, не скрывая досады, посмотрел на меня.

— Свою работу. Не беспокойтесь, я не нашел никакого компромата.

— А что вы искали?

— Поскольку вы посещали дальние комнаты, я подумал, не принесли ли вы что-нибудь из номера 316.

— Я даже не знаю, чей это номер — 316.

— Вас видели, когда вы прогуливались по отелю. Вас видели, когда вы возвращали ключи на место. Что именно вы там искали?

Я уселся на кровать. Гимар все знал.

— Объяснений.

— Нашли что-нибудь?

— Нет. Просмотрите бумаги, которые оставила Рина Агри. Вы сами увидите, что они ничего не объясняют.

Гимар надел пальто, которое лежало на кровати.

— Прошу прощения за табачный дым. Никак не могу бросить курить. Не снимайте куртку, мы выйдем вместе. Я вам расскажу свою историю, а вы мне — свою.

Гимар взял гостиничную пепельницу, полную окурков, и выкинул все окурки в мусорное ведро в ванной комнате.

— Куда мы пойдем? — спросил я встревоженно.

— Мне нужно кое-что проверить в комиссариате. Не беспокойтесь, вы не арестованы.

Кун был внизу и, увидев, как я спускаюсь в компании комиссара, явно забеспокоился.

— Куда ты собрался, Мигель?

— Мне нужно, чтобы мне подписали кое-какие бумаги. Я пригласил с собой сеньора Де Бласта как свидетеля, — ответил, не задерживаясь, Гимар. Я покорно махнул Куну рукой и последовал за комиссаром.

Снаружи нас ждал побитый «фиат-1500».

— Приходится использовать свою личную машину, даже в служебных целях. Патрульная постоянно находится в мастерской. Если не свечи, то ось или батарея. Вы знакомы с механикой?

— Я вообще не вожу машину.

— Но как же жить, если не умеешь водить машину?! Но с машинами столько проблем. Эта еще не настолько старая, но мне все равно часто приходится ходить пешком.