Леонардо Падура - Прощай, Хемингуэй!

Чувствуя, как грудь сжимает тоска, он подумал, что пора идти. Было, наверное, уже больше одиннадцати, и вино оказывало свое освобождающее воздействие, подтверждало свою предательскую способность вызывать воспоминания. Он встал и открыл дверь. На коврике у входа его поджидал Черный Пес, преданный хозяину как истинная собака.

— Говорят, ты отказался от еды, но в это как-то не верится. — Он направился к собаке, уже помахивавшей хвостом. Больше тринадцати лет прошло с тех пор, как он подобрал ее щенком на улице Кохимара, и этот черный кобель с кудрявой шерстью, в которой теперь проглядывали седые завитки, сразу привязался к своему хозяину, выделявшему его среди прочих усадебных собак. — Заходи, надо решить этот вопрос…

Пес заколебался, не веря своим ушам. Мисс Мэри не разрешала входить в дом собакам, в отличие от некоторых кошек, в первую очередь тех, что вели свой род от покойного Бойза — самого любимого ее кота за все долгие годы общения с этим племенем.

— Пошли, пока ненормальной нет дома…

И он щелкнул пальцами, приглашая собаку последовать за ним. Пес сначала робко, а потом освоившись потрусил следом на кухню. Вооружившись ножом, хозяин стал отрезать куски от висевшего на крюке сырокопченого окорока. Хемингуэй знал, что у Черного Пса упрямый характер и он способен отказаться от любой еды, но только не от ломтя копченого окорока. Он швырял псу один кусок за другим, а тот ловил их на лету и мгновенно заглатывал.

— Старина Черный Пес все еще хватает добычу на лету. Так-то лучше, ведь верно? Ладно, сейчас отправимся.

Он зашел в туалет, примыкавший к его комнате, и расстегнул брюки. Струя полилась не сразу, а когда это произошло, ему показалось, что вместо мочи он извергает из себя горячий песок. Закончив, он убрал сморщенный член в штаны, даже не встряхнув его, и подошел к своему рабочему столу. Из верхнего ящика, где хранились также счета и квитанции, он достал револьвер двадцать второго калибра, который всегда брал с собой, когда делал обход усадьбы. Оружие было завернуто в черные трусики, забытые в доме Авой Гарднер. Трусики и револьвер, обе вещи вместе, служили ему напоминанием о лучших временах, когда он мочился мощной прозрачной струей. Подняв с пола фонарь с тремя батарейками, он проверил, как тот работает. Он уже вышел из комнаты, но какое-то предчувствие неожиданно заставило его вернуться и взять со стеллажа, где хранилось охотничье оружие, автомат Томпсона, служивший ему верой и правдой с 1935 года, главным образом для стрельбы по акулам. Три дня назад он вычистил его, но всякий раз забывал отнести на место — на второй этаж Башни. Это был автомат той же модели, что у Гарри Моргана в «Иметь и не иметь» и у повара Эдди, друга Томаса Хадсона, из «Островов в океане». Он погладил короткий приклад, почувствовал под рукой приятный холодок ствола и вставил в автомат полный магазин, словно собирался на войну.

Черный Пес поджидал его в гостиной. Он встретил хозяина торжествующим лаем, призывая поторопиться. Для него не было большей радости, чем сопровождать Хемингуэя во время этого патрулирования, к которому обычно не бывали допущены две другие собаки и уж тем более кошки.

— Ты великий пес, — похвалил его хозяин. — Великий и замечательный пес.

Он вышел в боковую дверь гостиной, ведущую через террасу в сторону водоема, устланного португальскими изразцами еще при первом хозяине усадьбы. Пока он медленно продвигался вперед, нащупывая тропку к бассейну, его не покидало приятное ощущение того, что он вооружен и надежно защищен. Уже очень давно не стрелял он из «томпсона», должно быть, с того времени, как выходил в воды Гольфстрима вместе с продюсерами фильма «Старик и море» в поисках гигантского марлина и использовал свой автомат для отпугивания акул. А теперь он и сам не знал, почему решил захватить его с собой, собираясь совершить безобидный вечерний обход усадьбы. И представить себе не мог, что всю оставшуюся жизнь будет задавать себе этот вопрос, который в конце концов превратится в мучительное наваждение. Вероятно, он взял с собой автомат, потому что в последние дни то и дело вспоминал, что надо бы отнести его в хранилище, и все откладывал; или потому, что это было любимое оружие Грегори, самого упрямого из его сыновей, о ком он мало что знал после смерти его матери, славной Полины; или, быть может, потому, что с детства испытывал непреодолимую тягу к оружию: эта страсть, далекая от всяких расчетов, была сродни зову крови и начала проявляться в десять лет, когда дед подарил ему маленькую одностволку двенадцатого калибра. Вспоминая о давнем событии, он неизменно подчеркивал, что это был самый дорогой подарок за всю его жизнь. Стрелять и убивать стало с тех пор для него одним из излюбленных занятий, чуть ли не потребностью, несмотря на предупреждение отца, учившего, что убивать зверей можно только для еды. Конечно, очень скоро он забыл это правило, суровость которого ему пришлось однажды испытать на себе, когда отец заставил его жевать жесткое мясо дикобраза, подстреленного им просто так, для забавы.

Оружие как инструмент убийства постепенно стало ассоциироваться в его книгах с мужеством и отвагой: поэтому у всех его основных героев есть оружие и они стреляют из него, иногда в людей. Однако сам он, убивший тысячи птиц, множество акул и марлинов и даже носорогов, антилоп, импал, буйволов, львов и зебр, ни разу в жизни не убил человека, хотя побывал на трех войнах и попадал в опасные переделки. Что же касается рассказанной им истории о том, как он якобы бросил гранату в подвал, где укрывались гестаповцы, преграждавшие путь на Париж его партизанскому отряду, то она вышла ему боком: пришлось опровергать себя же на суде чести, созванном по требованию других военных корреспондентов, которые обвинили его в том, что он участвовал в боевых действиях, прикрываясь статусом журналиста. Почему он не стал упорствовать во лжи, если это грозило всего лишь потерей аккредитации, на что ему было, в общем-то, наплевать? Почему, опровергая обвинение, сознался, что солгал насчет брошенной гранаты, и тем самым разрушил миф о себе как о человеке действия, прожженном вояке? И главное, почему все-таки он не бросил тогда гранату и не прикончил засевших в подвале нацистов? Ты по сей день не знаешь этого, парень, и тебя это беспокоит.

Прошедший под вечер сильный дождь освежил кроны деревьев и траву. Под влиянием влажности жара немного смягчилась, идти было приятно, и, прежде чем спуститься к задним воротам, где дежурил Каликсто, он завернул к бассейну и обогнул его. Остановившись возле могил предшественников Черного Пса, постарался припомнить нрав каждого из них. Все они были славными псами, особенно Нерон, но ни один не мог сравниться с Черным Псом.