Алексей Грачев - Кто вынес приговор

Послышались шаги, дверь распахнулась, и гость встал на пороге высокий, в английском костюме, сшитом варшавским портным при магазине "Единение", такой густоволосый, что казалось - на голове парик; сочные, мясистые губы, глаза с томной поволокой, по-женски яркий оскал зубов. От него так и несло дорогими духами, табаком, запахом вина. Бросив взгляд на булочника и кассира, он воскликнул:

- Приветствую деловых людей!

Недавно совсем Трубышев узнал, что родители Мухо и до сего дня где-то на Черноморском побережье. Отец - часовщик, мать - чуть ли не владелица городского ломбарда. Кто принял с такой родословной его на биржу труда сотрудником? Но расспрашивать не желал Викентий Александрович. Мухо весьма полезный человек. Достает он бланки документов, подбирает людей, делает мелкие услуги и частной торговле, арендаторам заводиков и мастерских. За деньги, понятно. Гуляка потому что - бильярдист, картежник.

- Благодарность вам, Бронислав Яковлевич. От Замшева, - проговорил с любезностью в голосе и с радушной улыбкой Викентий Александрович. Пользуется теперь привилегиями безработного, за квартиру платит копейки, получает пособие и торгует на базаре.

- Эту благодарность я давно оставил в "Откосе"...

Мухо сел грузно на стул, вытянул ноги в крепких заграничных башмаках. Улыбка неожиданно исчезла с его красивого лица, точно отрезвел вдруг и как бы впервые увидел и кассира, и булочника:

- Чистят биржу. Выискали, что пособия получали фабриканты, контрреволюционеры, попы. Ну, до вашего Замшева, слава богу, пока не добрались. А то еще, чего доброго, и меня спрашивать начнут.

- Вы же в начальниках, - удивился Викентий Александрович. - Вам ли бояться!

- И начальникам ломают крылья, - хмуро процедил Мухо. Но тут же осклабился, заговорил о другом, указывая пальцем в пол:

- Шел через кондитерскую, под лестницей коечка, а на ней та девчонка. Когда просила на бирже дать ей работу, была похожа на нищенку. И руки тряслись, когда брала у меня бумагу с вашим адресом, Авдей Андреевич; подумал даже, не алкоголичка ли, или курит опиум. Заморыш заморышем, а тут гляжу - румянец, и фигура открылась. Поотъелась на кренделях... Того и гляди, сама вместо кренделя на стол...

Он подмигнул булочнику. Тот насупился, погрозил пальцем:

- Ну-ну... Покорна Аполлинария, работяща, тиха, не требует лишнего.

- Что ж, - прервал его тут же Мухо, - раз вы довольны, то и мне быть бы довольным. Отблагодарите за рабыню, так сказать, Авдей Андреевич. А то собираюсь скоротать этот вечер, а кошелек тощ, как тощ скелет человека.

Он захохотал, а булочник вздохнул. Веселье жениха дочери ему не нравилось. Поднявшись с сундучка, снова отомкнул замок, достал несколько бумажных рублей.

- Много не могу, Бронислав, - проговорил сердито. - Сам в долгах, на ссуды живу.

Тогда двинулся Викентий Александрович. Он вынул из кармана бумажник, из бумажника несколько червонцев, положил с аккуратностью кассира на край стола:

- Будьте любезны, Бронислав Яковлевич. Одинокий, молодой и красивый мужчина. Вам нужен мир шелка и тумана... Когда-нибудь, разбогатеете если, отдадите...

- Сомневаюсь, что я когда-либо разбогатею, - засмеялся Мухо, тем не менее пряча деньги в карман пиджака. - Но за внимание благодарен и чем смогу...

- И договорились, - прервал его с любезной улыбкой Трубышев, как бы дав знак Мухо не продолжать больше разговор о деньгах.

Мухо поднялся, потягиваясь, и мечтательность легла в томные глаза.

- Загляну к Верочке, может, она составит мне компанию. Или в "Хуторок", или в "Откос". В "Хуторке" и до утра можно остаться, есть темные и теплые углы у Ивана Евграфовича. И Тамара - "пивная женщина" поет куплеты про ГПУ забавные, за солидный гонорар, понятно. А в "Откосе" зато публика поприличнее, и скрипки, и аргентинское танго. Только там и танцуют его, да еще падеспань. На днях там были с заведующим нашей секции. Вот вам! - обратился он с каким-то упреком к булочнику и кассиру. Заведующий, а не гнушается, так сказать, мирских удовольствий. Еще год назад боялся кружку пива выпить, а нынче говорит: надо всем нам жить не хуже нэпманов. Ради чего, мол, страдали в революцию да в гражданскую войну.

- Вы его, Бронислав, сманили с пути, - проговорил тихо и уныло Синягин. - Не иначе.

Мухо осмотрел булочника с каким-то сожалением:

- А может, в "Бахус", в бильярд? Или в "Хуторок", Авдей Андреевич? Закажем стол, танцы будут. Тамара в красном платье, как палач на помосте. Пойдете в танце, как Рудольфо Валентино...

Он похлопал по плечу Синягина с барской милостивостью и, не прощаясь, шагнул в дверь - сам как знаменитый тореро. Шляпу бы только ему да еще шпагу к широкому поясу.

Трубышев тоже поднялся.

- Ну и мне пора на вокзал... Так, если понадобятся деньги под сливочное масло, я к услугам... Сообщите, - проговорил, протягивая руку. Занесу ссуду. Ничего не поделаешь, - вздохнул он устало, - придется заложить еще одно кольцо покойной жены. Как не порадеешь для вас, Авдей Андреевич.

5

Он выбрался возле вокзала из саночек, поднялся на ступеньки. Толкался народ, больше с мешками, а то плотники с пилами, завернутыми в мешковину, с топорами за кушаком. Целая орава с топорами да пилами. Что-то строить едут. В лаптях, валенках, ободранных кожушках, замотанные от ветра шарфами и башлыками. Строить новый мир, как поется в песне. А у самих, поди, в животах бурчит.

Викентий Александрович остановился возле телеграфного окошечка. Его здесь знают. Барышня в кудряшках, этакий барашек, не бякающий только, улыбнулась, словно был он юношей со "взором горящим":

- Есть-есть вам телеграммка...

Прочел бегло, выругался. И Москва отказала в муке. Что-то случилось. Перебои ли в снабжении, то ли арестовали кого там.

Да, еще день-два - и вешай замок, Синягин, на булочную. Еще день-два - и распускай своих пекарей, поваров, приказчиков, прачек, сторожей. Чем платить им? Да еще надо искать отступные нанятому народу, а то ведь вспомнят профсоюз или будут шуршать кодексом о труде, за инспектором по труду помчатся на рысях. Народ после революции стал грамотный и дотошный. А помочь надо Синягину.

На заготовленном чистом листке бумаги Викентий Александрович набросал текст телеграммы в Казань. На другом листке составил текст в Балаково знакомым торговцам. Намечалась сделка на русское масло за туалетное мыло.

Сдав телеграммы, он прошел в буфет, присел возле окна.

А в буфете вдруг задвигались, загомонили. Издалека донесся свист паровоза, деревянное здание вокзала стало тихо вздрагивать. Сияя бельмом во лбу, покашливая трубой, паровоз прокатил мимо, поплевывая паром в ноги набежавшей толпе. Вот вагоны остановились, повалили из них пассажиры, прибывшие из соседнего города. С чемоданами, корзинами, с мешками, с баулами, редикюлями.