Екатерина Гринева - Соблазнитель, или Без пяти минут замужем

Я потушила сигарету и взялась за новую. Нервы ни к черту! У меня серьезное семейное дело, которое надо распутать, это мой долг перед отцом. А я сижу и, как последняя идиотка, думаю о своих мужиках…

Но Ритка права – если об этом не думать, то ты уже не женщина, а элементарный синий чулок. Хотя выкинуть свои переживания все-таки придется, потому что следующим пунктом моей программы значился визит к тете Томе и встреча со следователем Легчиловым.

Я выкинула окурок за окно и дернула рычаг коробки передач.

Прежде чем поехать к тете Томе, я купила большой торт и овсяное печенье. Она его очень любила. Сумасшедшая тетя Тома, живущая со своими котами и таксой Фантиком, – моя единственная ниточка. В прихожей меня встретил стойкий запах кошачьей мочи и восторженные восклицания тети Томы:

– Олечка приехала! Что же ты так – без предупреждения?

Я не стала говорить, что звонила тете Томе несколько раз, но к телефону никто не подходил. Тетя Тома была глуховата на одно ухо и могла не слышать телефонные звонки.

– Извините.

– Да ладно, чего там. Проходи. Как Кристинка?

– На даче у Лебедевых.

– У Риточки? Как она? Как Геночка?

– Процветают.

– Это хорошо. Давненько я их не видела. Они все на дачу приглашают, но куда я свою ораву дену. Нет, я без своих животинок никуда.

Тетя Тома хлопотала на кухне, ставя чайник на плиту и расставляя на столе красивые гжелевые чашки.

Я с детства привыкла, что у тети Томы дома гжель: белое с синим.

Один из котов сел у моих ног и задрал вверх морду.

– У меня ничего нет. – И для большей убедительности я показала пустые ладони. – Видишь – пусто. Ни мяса, ни рыбы.

– Все равно не поверит. – Старушка открыла холодильник и достала оттуда кусок отварной рыбы. – Ешь, разбойник. Как отдохнули-то?

– Отлично. Купались-загорали. Тетя Тома… – осторожно начала я, – отец вам никогда не рассказывал о своей родне?

– Что? – переспросила старушка.

– Он вам никогда не рассказывал о своей родне? Матери, родственниках.

– Нет. А почему ты об этом спрашиваешь?

– Да так. Я же ничего о них не знаю. Кто они, где.

– У них в семье скандал крупный был из-за твоей матери. Он женился против воли родителей. Вот там сыр-бор и вышел. Они жутко поссорились и разлетелись в разные стороны. Каждый остался при своем мнении и не захотел пойти на попятную. Я знаю только одно. Твой отец был из караимов.

– Караимы? – Я вертела в руках чашку. – Это что такое?

– Народ такой. Типа татар. А может, греки. Тебе покрепче?

– Да. Без сахара. Я на диете.

– По-моему, тебе прибавить несколько килограмм не помешает. И так больно тощая.

– Не говорите чепухи, тетя Тома. На юге меня разнесло вширь, как корову.

– Ну и хорошо. Женщина должна быть в теле.

– Это раньше так было. А сейчас чем стройнее, тем лучше.

Тетя Тома разлила чай в чашки.

– Твой отец незадолго до смерти мне несколько книг оставил.

– Зачем? – встрепенулась я.

– Ну а я почем знаю. Оставил, и все. Сказал – на память. Я еще на него руками замахала. Какая память? Зачем? Живи долго и счастливо. Как он после Лялиной смерти-то убивался! Смотреть было страшно.

Мой отец действительно любил мою мать. До безумия. Про такую любовь пишут книжки и снимают кино. Мне повезло увидеть ее наяву. Говорят, что, с одной стороны, это – хорошо… А вот с другой… всегда будешь сопоставлять свой роман и свою жизнь с этим идеалом. И станешь терзаться, что у тебя не так все идеально. Тоже, между прочим, мина замедленного действия для полноценной и счастливой семейной жизни.

– И что? – Я поднялась. – Где эти книжки?

Мне показалось, что внутри меня явственно зазвенели колокольчики тревоги. Что-то здесь было не так. И отец, который ничего не рассказывал о родственниках, и книги, которые он оставил тете Томе.

Правда, следователь сказал мне, что, вероятно, грабитель залез к отцу по ошибке и, не найдя ничего, убил его со злости.

Тогда я поверила этой версии.

А теперь – нет.

Я даже не допила чай, сразу пошла в комнату. Небольшая комната тети Томы представляла собой настоящий музей советского быта и рукоделия. Мебель конца семидесятых годов была покрыта собственноручно вышитыми тетей Томой салфетками, образцы которых она почерпнула из журналов «Работница» и «Крестьянка». На телевизоре сидел сделанный ею из лоскутков ткани пестрый кот, а скатерть на круглом столе была связана крючком из белых ниток.

Два больших черно-белых кота спали на диване, свернувшись клубком. И еще один кот, рыжий, сидел на подоконнике и смотрел на меня.

– Где книги, которые оставил отец? – крикнула я. Но потом сообразила, что тетя Тома не слышит, и пошла на кухню, повторить вопрос.

– Я куда-то положила их. Не помню куда. Посмотри в книжном шкафу.

Я снова вернулась в комнату. Книжный шкаф тети Томы был старый, старше мебели, с рассохшимися дверцами и дребезжащим стеклом. Я сдвинула стекло вправо и провела руками по корешкам книг. Собрания сочинений. Пушкин, Толстой, Золя… Где искать эти книги? Где?

Интуиция подсказывала: где-то здесь. Книги стояли в два ряда. Я вынула Золя и осмотрела корешки в глубине. Наугад вытащила книги и перебрала.

На второй полке я наткнулась на два фотоальбома. По оформлению они походили на книги, и тетя Тома запросто могла перепутать их с книгами. Я села в кресло и открыла их. Старые фотографии незнакомых мне людей.

Я взяла второй фотоальбом. И не успела его раскрыть, как мне на колени посыпались письма. Я взяла в руки первое письмо и стала читать:

«Здравствуй, Саша! Я пишу в надежде, что ты все-таки прочтешь мое послание. Было бы обидно знать, что все мои попытки разговора с тобой закончились неудачей. Эти письма в один конец, как купленный билет, который невозможно вернуть…»

Я бегло пробежала глазами письма. Описание событий, которые мне ни о чем не говорили и были мне абсолютно незнакомы. Свадьбы, рождения детей, смерти.

Но одно из писем заставило меня прочитать его внимательней. «Помнишь, как в детстве ты играл в пещере Трех Монахов, тебе нравился ее грот, и как я тебя ругала за это. Ты был весь перепачканный, в пыли, в земле. Ты любил убегать к Южной Демерджи, бродить по долине Привидений. И все, что находил там, складывал потом в пещеру Трех Монахов. Все твои найденные статуэтки и фигурки лежат там до сих пор и ждут тебя. Там же лежат и наши фамильные драгоценности, то, что твоей прабабке и бабке удалось сберечь от большевиков. Ты – наследник и хранитель нашего рода. Они – твои…» Я спрятала фотоальбомы и письма в сумку и вышла на кухню.

– Уже уходишь? – встрепенулась тетя Тома. Такса залилась лаем.

– Да. Пора. Я буду звонить и приезжать.

– Кстати, твой отец незадолго до гибели говорил, что собирается летом поехать отдохнуть. Ненадолго.