Александр Скрягин - Те, что живут рядом

Браткрайс захрустел металлической фольгой, высвобождая твердую, с выдавленными квадратиками плитку шоколада.

– Вообще, я с ним давно работаю, он мужик хороший… – отломил он несколько шоколадных квадратиков – Не старый еще… по их, конечно, меркам… Не заносчивый. Сверхчеловека из себя не корчит. А есть знаешь, какие! – Мафусаил с возмущением выпучил рыбьи глаза. – Ко мне однажды, вот так же для опознания возможного Долгожителя, прибыл один… Так, то не работа была, а полная нервотрепка! Да, и пробуждение генов тогда не подтвердилось… Оно, вообще, из десяти вероятных случаев, хорошо, если в одном подтверждается…

– Так, ты что, все это время меня изучал, Мафа? Друг детства называется!.. – без обиды, а с любопытством спросил Лев Александрович.

– Ну, и что! – ответил Мафусаил. – Это ж работа! Я рад за тебя был, Лева. И еще больше рад, когда все подтвердилось! Ты сам не рад, что ли? Тебе теперь такая жизнь предстоит! Такая!…

– Ты ж, вот такой жизни не рад был… – невесело произнес Полковник.

– Так, то я… Ты не такой, Лева. Ты всегда во всем до конца разобраться хотел. Почему все происходит так, а не иначе… Ты потому и историей занялся. Мы же тебя с пятого класса Историком звали, помнишь? С тех пор, как ты наполеоновскую папку в класс притащил… Нет, ты, Лева, другой.

Они помолчали.

– Слушай, Лева, – наконец, осторожно, произнес Мафусаил Нилович. – А чего ты Ленку так выгораживал, а? – Журнал посещения установок нефтеперегонной группы с ее фамилией изъял и спрятал? Зачем? Лично я, ради этой стервы стараться бы не стал!

Полковник пожал плечами.

– Что, мужской долг? О юности вспомнил, да, Лева?

– Можно сказать и так. Вспомнил.

– Ах, Ленка-дура! Конечно, если б она знала, что ее муженек у Алима деньги за авиационный бензин взял, она бы эту колонну, не то, что взрывать, пылинки на нее не дала бы сесть! Как зеницу ока бы берегла! Да, он ей не сказал. Наверное, хотел сюрприз сделать, а, может, просто в эти дела решил не впутывать… А оно, вон как вышло!

Ленка отводной вентиль законтрила, ну и… Ну, в принципе-то, рассчитала-то правильно. Брайзе теперь каюк… Джамалова – на пенсию. Серегу Мизимова начальником службы безопасности ставят. Ну, и ей теперь снова дорога наверх открыта… Да, жизнь, однако…

Старый пират отломил квадратик горького шоколада, подсунул его под боковой клык и откусил. Почмокал.

– Хороший шоколад. Настоящий. Твердый, – сказал он одобрительно. – Не то, что эти европейские замазки!… Лева, пробуй дыню, что ты сидишь, как жених на свадьбе?

Лев Александрович взял изогнутый, как ятаган, кусок дыни и откусил хрустящую прохладную мякоть.

– Ты, кстати, куда Мизимова засунул, когда он тебя спрятать его от Алима попросил? К воякам?

– Ну, да. В госпиталь внутренних войск на Краснофлотской.

– Я так и думал, – кивнул Мафусаил.

Он взял темную бутылку и разлил остатки красного вина их юности.

Из-за неплотно прикрытой двери бытовки тянуло свежим ночным воздухом. Где-то там в ночи наблюдали за порученными им секторами обзора те, кто теперь отвечали за жизнь и здоровье Льва Александровича Садовского. Они могли привлекать для обеспечения его безопасности любые силы: спецслужбы государств, морские эскадры и вседиапазонные следящие спутники американской и российской космических группировок.

И так теперь должно было быть всегда. До самой его смерти. А она должна была случиться еще не скоро, где-то, через тысячу лет. Тогда, когда на свете давно не будет ни Аврамовича с его нефтеперегонными заводами, ни Браткрайса, ни Искры. И это наполняло сердце Полковника такой грустью, что, если бы мог, он, наверное, заглушил эти загадочные «райские» гены.

Но никто на свете не знал, почему в один прекрасный момент они вдруг пробуждаются, превращая обычного человека в Долгожителя, и, тем более, никто не знал, как и их можно снова погрузить в сон.

За стеной склада шумела железнодорожная станция. Раздавались густые, колышущие пространство гудки электровозов. Перекликались по громкой связи голоса диспетчеров: женский, мягко-напористый, и мужской, покорно-суровый. Это была знакомая с детства жизнь. Его жизнь. И он не знал, что же он на самом деле хочет: уйти или остаться.

Но, впрочем, это теперь от него уже не зависело.

А Тот, от кого зависело, знал лучше.

Он верил в это.

Полковник выпил вино своей юности.

Они вдруг, не сговариваясь, встали и обнялись. Мафусаил и Мафусаил. Один – по имени. Другой – по существу.

– Ничего… ничего, может быть, еще свидимся… Конечно, свидимся, – утешающе похлопывал его по спине старый пират. Голос его подозрительно дрожал. Но он изо всех сил стремился подбодрить Полковника.

Хотя, наверное, должно было быть наоборот.

Через день полковник милиции Садовский был приказом министра неожиданно отозван в Москву. Он сдал дела и отбыл к какому-то новому, никому неизвестному месту службы.

Каждый год 1 августа – в день смерти дочери – врач Искра Августовна Сонина, идя на кладбище, знает, что найдет на белой мраморной плите темно-алую розу.

А в день рождения Искры Мафусаил Нилович Браткрайс всегда приносит ей заказной торт с большим букетом ее любимых белых лилий. И говорит:

– Это от Левы. Он на секретном задании, – многозначительно возводит старый пират вверх свои рыбьи глаза. – Сам не может. Но попросил меня обязательно все это передать!

Она ему верит.

И даже, кажется Мафусаилу, догадывается обо всем.

Омск

август 2002 год.