Хью Уолпол - Над тёмной площадью

— Мне это, наконец, надоело, — сказал он. — Надоело. Ваш брат, если он действительно ваш брат, приходил сюда и оставался здесь целый час или дольше. Вас не касается, о чем мы говорили. Я имею основание очень серьезно сомневаться в истинности ваших слов, но и то, что я вам говорил до сего времени, тоже неправда. Так вот знайте: ваш брат здесь был, но ушел. Я предлагаю вам сделать то же самое.

Осмунд был в ярости. Его голос дрожал от еле сдерживаемого гнева. Но человечек ответил ему кротко и ласково:

— Я на самом деле брат Пенджли, мистер Осмунд. Конечно, вы имеете право сердиться на меня. Но только отчего вам было не сказать мне правду с самого начала? Многие подумают, что вам есть что утаивать. Почему вы сразу не признались мне, что мой брат был у вас? Разве ему здесь могло что-нибудь угрожать? Хотя, признаться, это даже несколько смешно, что он забыл здесь свой ножичек. Он всегда так аккуратен в этом отношении, подчас даже излишне аккуратен. Но пожалуйста, вы уж извините меня… — Он поднялся и стоял почти вплотную к Осмунду. В этой паре было нечто комическое — голова толстячка не доходила Осмунду даже до подмышек. — Мой брат ничего обо мне не говорил?

— Нет, ничего.

— И ничего мне не передавал?

— Ничего.

— И вам нечего больше мне сказать?

— Нечего.

— Это ложь! — раздался из спальни визгливый, истерический крик, пронзительный, как вой деревянной дудочки. — Пенджли здесь убили… сегодня вечером… мы все его убили… в той комнате!

Это был Хенч.

Боже, как же мы могли о нем забыть, и притом все без исключения! Пока он спал, мне напоминал о нем его надсадный храп, но потом я привык к нему, и постепенно Хенч вместе с его храпом как-то уплыл из моего сознания, за исключением одного известного момента. И вдруг он объявился как ни в чем не бывало, словно восстал из мертвых по мановению мизинца меньшого брата Пенджли.

Наши взоры устремились на него. Помню, я тогда почувствовал вместе с усталостью странное чувство облегчения. Наконец-то вся история выплыла наружу. Не надо было больше врать. И малютка Пенджли мог, черт его побери, делать с нами все, что ему заблагорассудится.

Мы все воззрились на Хенча. Он стоял в дверях, его круглое личико горело, глаза светились фанатичным, безумным огнем. Взгляд его блуждал в пространстве, поверх наших голов. Затем, войдя в гостиную, он грузно плюхнулся на диван рядом с Пенджли и положил руку ему на колено.

— Ну хорошо, хорошо, — сказал ему Хенч доверительным тоном, — мы вовсе ничего не собираемся утаивать. Я хочу сказать, что мы не могли бы ничего утаить, даже если бы захотели. Ваш брат сегодня вечером пришел сюда и всех нас очень сильно оскорбил. И поэтому мы убили его, и мистер Буллер увез его куда-то в машине. Нам скрывать нечего. Хоть кому угодно рассказывайте, а если вы не захотите, то я сам расскажу.

— Он был убит — здесь? — спросил Пенджли, глядя на Осмунда.

— Да, здесь, — с жаром подтвердил Хенч. (Думаю, его раздражало то, что Пенджли на него совсем не смотрел.) — Вот на этом диване. И мы рады, что он сдох. Ему вообще не следовало родиться на свет.

Осмунд, казалось, оставался невозмутим. Подойдя к окну, он раздвинул шторы и стал смотреть на площадь. Затем, повернувшись к нам, сказал, обращаясь к Хелен:

— Предоставь нам самим с этим разбираться, Хелен. Ты ни к чему не причастна.

Она упрямо качнула головой:

— Нет, причастна.

Пенджли смотрел на Осмунда.

— Это правда?

— Да, — сказал Осмунд, — ваш брат получил то, чего заслуживал.

Тут вмешался Хенч:

— Знаю, что вы хотели это держать в тайне. Но вам бы это не удалось. Говорил же я вам, что не получится это скрыть. Знаю, что вы думаете. Вы думаете, что я повредился умом. Нет, совсем не повредился. Хочу сказать, что я такой же сумасшедший, как мы все, и притом уже очень давно. У меня многие годы было плохо с головой, если на то пошло, потому что меня терзало предчувствие. Я знал — что-то должно случиться. Я хочу сказать, что ваш брат был подлый, злой человек, мистер Пенджли, настоящий негодяй, и он думал, что все такие же подлые и злые, как он сам. Да, так он и думал. И так дальше продолжаться не могло. Это все должны понимать. Я хочу сказать, что нам просто надо объяснить людям, как это на самом деле получилось… Вот так… И люди только с облегчением вздохнут, узнав, что его больше нет на свете. Он заслужил такой конец… Да, да, в самом деле, говорю вам, заслужил… — Последние слова он бормотал уже еле слышно, потом затих, ушел в себя и принялся грызть ногти.

Тем временем я внимательно наблюдал за крошкой Пенджли. В результате мне стало ясно одно: он знал, все это время знал, что с его братом что-то случилось, но это его ничуть не огорчало. На его невинной физиономии не было ни следа отчаяния или негодования, она оставалась такой же розовой и гладкой, как кусок мыла. Все его внимание было обращено на Осмунда.

— Вот оно что, — сказал он словно про себя и затем обратился к Осмунду: — Вы не могли бы мне рассказать, если это правда, как все произошло? Полагаю, я вправе задать подобный вопрос.

До тех пор я еще не знал, как поведет себя Осмунд. Ведь он мог все отрицать, объявить Хенча припадочным и ненормальным и вышвырнуть Пенджли из квартиры. Я был готов ему помогать и всячески в этом способствовать. Но он решил иначе. Он стоял рядом с Хелен, и я видел, как он, набрав побольше воздуха в свою могучую грудь, выдохнул. Это было как вздох облегчения, оттого что ему наконец-то не придется больше лгать.

— Да, — спокойно произнес он, — вы должны услышать, что случилось. А дальше посмотрим. Вот как это было. Ваш брат, если он действительно доводился вам родным братом, как я вам уже сказал, написал нам письмо, в котором просил о встрече с нами. Мы имели к нему претензии и хотели задать ему несколько вопросов, потому и пригласили его сюда. Вполне естественно, нас очень интересовало, как он ответит, но уверяю вас, до его появления здесь у нас не было и в мыслях причинять ему зло. Единственное, чего мы хотели, чтобы он объяснил, почему он так с нами обошелся, что было причиной его скверного поступка. Я хочу, чтобы вы поняли, — продолжал он очень серьезно, — мы не собирались оправдывать себя и ту безобразную выходку, из-за которой мы оказались в тюрьме. Прошу вас, поймите это. Мы все трое меньше всего думали об этом, но нам надо было знать, зачем он тогда вмешался. Насколько я могу судить, никто из нас не сделал ему никакой гадости. И он пришел. Пришел и стал с нами говорить. Мне не хотелось бы оскорблять ваши родственные чувства, мистер Пенджли, но очень скоро нам стало очевидно следующее: ваш брат, видимо, счел, что мы у него в кармане и, следовательно, он волен распоряжаться нами по своему усмотрению. Это было оскорбительно. А далее, когда он объяснил нам подробнее, что от нас требовалось, — а в его замыслы входило вовлечь нас в разработанные им планы шантажа с целью вымогательства, и при этом он ни на секунду не сомневался в том, что мы согласимся не пикнув, — чаша нашего терпения переполнилась. Я убил его, и один несу за это ответственность. Больше никто. Я задушил его, и его тело отсюда убрали. Не имею представления, где оно сейчас.