Марина Серова - За чужие грехи

И задержка эта самая тут очень некстати, у меня, между прочим, время катастрофически истекает: завтра, судя по всему, должна состояться операция, смысл и назначение которой я знаю чисто приблизительно. И, кстати говоря, не очень хорошо осведомлена о времени и месте операции. И слабо себе представляю, кто будет играть на моей стороне... А тут еще и высшая инстанция в лице костей издевается...

Эй, Татьяна, хватит ныть! А также выть и причитать. Кости тебе ясно сказали – верной дорогой идете, товарищи! А что до препятствий, то я еще не припомню дня, когда у тебя на пути хоть что-нибудь не стояло; и всегда это «что-нибудь» очень помогает тебе, идет, так сказать, на пользу. Так что перестань мучиться сомнениями, начинай продумывать план на завтра. В общем, работай!

Результаты усиленной работы не замедлили появиться (хватило и пяти минут – вот что значит вовремя себя обругать!). Выглядели они следующим образом: а) я еду к Людмиле, выясняю у нее время и место предполагаемой операции, то бишь когда прибудет эта крупная партия оргтехники, б) мы с ней продумываем возможности нападения и усиливаем охрану, в) я связываюсь с любимой милицией и прошу ее на всякий пожарный быть в нужное время в полной боеготовности.

Последний пункт я ввела специально затем, чтобы не злить кости: они мне сказали, что существует какое-то препятствие? Вот и я подстелю соломки. Даже если отвлечься от предупреждения костей, я и сама подумывала, что эта партия товара кажется притянутой за уши. Чует мое сердце, что все там будет гораздо круче и интереснее. А поскольку интуиция меня еще никогда не подводила, стало быть – вперед, Танечка!

Действуя согласно плану, я вихрем вылетела из кухни, пронеслась мимо Ирины Николаевны и Алены, мирно смотревших телевизор, и заскочила в нашу с Аленой комнату, чтобы слегка переодеться и взять сумку. Я все еще находилась в порыве энергии, а потому, надевая джинсы и влезая в свитер, умудрилась опрокинуть пару стульев и довольно сильно удариться локтем о стол.

Раздался ужасный грохот, поскольку на один из стульев Алена кинула свои вещи и повесила сумку. А давно известно, что в наше время дамская сумка, как правило, весит килограмма два и вмещает кучу нужных вещей.

Аленина сумка не была исключением: я запихала в нее разлетевшиеся по всей комнате традиционные пудру, тушь, несколько тюбиков помады, косметический набор и записную книжку; потом чуть менее традиционные вещи – пару дискет, консервный нож, увесистую аптечку, связку ключей (огромная, штук шесть, один ключ – ну точно от какого-нибудь амбара) и пушистого медвежонка интенсивно красного цвета. Между прочим, в ее сумочке явно что-то изменилось с того времени, как я рассматривала ее в начале своего расследования в «целях расширения кругозора»... Дискет, кажется, не было, но они могли появиться в связи с ее работой... Нет, что-то другое... Ладно, потом подумаю, сейчас некогда. Медвежонка я вытащила из-под тумбочки и оттуда же достала нечто очень странное – какой-то кусок чего-то, завернутый в бумажку. При ближайшем рассмотрении это «что-то» оказалось пластилином. Я задумалась, могло ли это выпасть из Алениной сумки, но затем решила, что если уж она с собой таскает этого медвежонка, то вполне может запихивать в сумку и пластилин. Кто ее разберет: чужая душа – потемки, может, Аленушка в свободное от работы время создает пластилиновые композиции типа «Ежик в тумане». Покончив со своими сомнениями, я сунула пластилин вслед за медвежонком в сумку, повесила сумку на ее прежнее место и вернулась к своим действиям по плану.

Согласно этому самому плану, я вновь вихрем пронеслась мимо Ирины Николаевны и Алены, которых интересовал уже не столько телевизор, сколько мои звуковые и зрелищные эффекты. Ирина Николаевна даже нашла в себе силы поинтересоваться:

– Танечка, куда это ты на ночь глядя?

– На свидание! – гордо брякнула я первое, что пришло в голову, и покинула квартиру.

– А-а, тогда конечно, – услышала я вслед реплику Ирины Николаевны, причем сказано это было очень странным тоном.

Когда я заводила машину, то до меня дошло, почему она так странно отреагировала: включенное радио сообщило мне, что в Тарасове сейчас «одиннадцать часов десять минут». Действительно, самое время идти на свидание. По-хорошему, вообще-то надо бы позвонить Людмиле и сообщить ей радостную весть о своем прибытии. А что, еще пару недель – и она привыкнет к моим ночным визитам, будет воспринимать их как норму жизни.

Эх, недооценила я Людмилу! Судя по нашему разговору, который длился всего полминуты, она уже привыкла к моим поздним появлениям. Наверное, скорее удивилась бы, если бы я не позвонила.

Чтобы Людмиле жизнь не казалась медом, я с порога радостно сообщила ей:

– Мне по-прежнему мало что понятно, поэтому действовать завтра будем, полагаясь на авось.

– Хорошо, – с непрошибаемым спокойствием согласилась Людмила и добавила: – Может, хоть войдете в дом? Могу сварить кофе.

– Нет, спасибо. Не будем терять времени – надо составить план наших завтрашних действий, – продолжала бушевать моя энергия.

Людмила, сохраняя все то же хладнокровие, провела меня в комнату, указала на кресло, села сама и только тогда поинтересовалась:

– Какой же план мы будем составлять? И какие могут быть действия, если вы почти ничего не выяснили?

– Да нет, выяснила я довольно много, и непонятно мне только одно – кто за этим стоит.

– Только одно, зато существенное, – улыбнулась Людмила и добавила: – Мне говорили, что у вас очень своеобразные методы расследования. Теперь я это вижу. Ну что же, выкладывайте ваш план, чем смогу – помогу. Надеюсь, ни в каких боевых действиях мне принимать участие не придется?

– Нет, что вы! – заверила я ее. – Это исключительно моя функция. Но в том, что будут боевые действия, я просто уверена.

– То есть вы считаете, что некие враждебные силы попытаются завтра что-то сделать с партией товара? И из-за этого весь сыр-бор? – недоверчиво спросила Людмила.

– Возможно, это только начало. Возможно, они планируют цепочку таких акций. Может быть, они параллельно попытаются сделать еще что-то, и эта партия – только ширма. Но в том, что они намерены устроить нам завтра веселую жизнь, я уже не сомневаюсь. Поэтому нам надо решить, где лучше подложить соломку.

– В смысле – мои наиболее уязвимые места? – понимающе уточнила Людмила. Я кивнула, и она задумалась. Раздумьям Людмилы я не мешала. И не только из-за врожденной вежливости, но и потому, что глодала меня какая-то неясная мысль о том, что я что-то упустила. Причем очень недавно, и это «что-то» очень существенно.

Людмила между тем выложила мне результаты своих раздумий, очень толково выявив две самые опасные точки маршрута – таможня и склад. Таможня – потому что наши «прекрасные незнакомцы» запросто могут устроить какую-нибудь гадость при прохождении таможни, а склад – просто потому, что они могут на него напасть или устроить поджог, как в случае с Андреем... Да мало ли что?