Наталья Андреева - Кен

— У него жена, — прошептала Ксения.

— А у остальных что, гарем? Между прочим, вы мне не все сказали. А зря. Кого покрываете, Ксения Максимовна? Или Черри?

— Понятно. Молчите, значит. Не телефонный разговор. Ну поговорим в другом месте. Вы уж сами придите, не заставляйте меня вас искать. Ведь общество мое вам неприятно, как я понял?

— Нет. То есть не очень.

— Вот и осчастливьте меня, Ксения Максимовна. Про лето поговорим. Про Сочи. В Сочи бывали? Молчите? А как насчет замужества? Опять молчите? Странная вы девушка. Только вы уж со своими симпатиями определитесь. И я бы вам посоветовал…

— Уехать, да?

— Прийти и все по-хорошему рассказать. В ваших же интересах. Потому что этот парень с ножиком пока где-то ходит.

— У него уже нет ножика. Он его Жене в спину воткнул.

— Найдет. Такого добра…

— Я подумаю.

— Вот и хорошо. Кстати, напоследок: а вас ждет большой сюрприз. — Он неприятно хихикнул.

«Фу ты, как противно!» — подумала Ксения и упавшим голосом спросила:

— Какой?

В трубке раздался тихий смех:

— Завтра узнаете. Подружку вашу разрешили похоронить. Медицине и так все ясно. Так что ждите. — И с иронией: — Черри.

Он повесил трубку, а Ксения так и замерла с телефоном в руке: какой еще сюрприз? Да, Евгению Князеву пока не похоронили. До приезда ближайших родственников. Неужели?.. Если он думает, что сильно ее расстроил, то ничуть не бывало. Она играет на своей территории и на своей же подаче. И пусть кто-то попробует это преимущество отобрать!

Ксения проснулась утром оттого, что настойчиво звонили в дверь. Очень уверенно, как к себе домой, коротко и резко нажимая на кнопку, отчего нежная мелодия захлебывалась и становилась похожей на стоны. «Уже!» — подумала Ксения и вскочила с постели. Хорошо еще, что следователь ее предупредил. Добрейшей души человек, если бы не преследовал свои маленькие корыстные цели!

Она рванулась к двери, запахивая махровый халат.

— Да! Сейчас! Уже!

На пороге стояла высокая стройная дама средних лет в великолепно сшитом дорожном костюме. Да что там средних лет! Это Ксения точно знала ее возраст: пятьдесят, и ни годом меньше. Но легкая дымка вуали на черной шляпке до половины прикрывала лицо загадочной красавицы, вполне еще способной разбить немало мужских сердец. А там, где кончалась вуаль, морщинок на гладкой коже не было заметно. «Должно быть, это траур», — подумала Ксения и хотела было поспешить со словами сочувствия. Но дама, не замечая ее, ткнула пальчиком в середину прихожей:

— Чемоданы. Сюда и сюда. Потом отчетливо ледяным тоном:

— Осторожнее, не повредите.

Когда таксист разобрался с багажом, дама открыла сумочку, чтобы расплатиться. Ее чаевые были щедрыми ровно настолько, чтобы не вызвать совсем уж откровенного недовольства.

— Благодарю.

— Всего хорошего, гражданочка.

Удивленно вздернутые брови дамы были знаком того, что она еще не сообразила, в какой находится стране. Должно быть, не адаптировалась после долгого перелета. После того как за таксистом захлопнулась дверь, дама наконец обратилась к сонной Ксении:

— Доброе утро, милочка. Какое горе!

И, подняв с лица вуаль, кружевным платочком начала аккуратно промакивать прекрасные глаза.

— Да-да, — торопливо заговорила Ксения — Женя… Женю… Мне так жаль, честное слово! Это что-то ужасное! А я здесь…

— Налей мне, пожалуйста, ванну. Черри, кажется?

За границей они встречались по крайней мере раз десять. То, что даму зовут Элеонора Станиславовна, Ксения запомнила сразу же. «За кого вы меня принимаете?!» — хотелось крикнуть ей. Но вместо этого Ксения побежала в ванную и открыла краны.

«Как мне хочется тебя заживо сварить!» — думала она, насыпая в воду ароматическую соль. С тонким запахом ландышей. Подруга перенимала привычки от матери. Своего вкуса в одежде, косметике и духах у нее не было. То, что выбирала Элеонора Станиславовна, ее дочери не нравилось, но окружающие восхищались, и пришлось смириться. Таким образом, Ксения знала вкусы приехавшей дамы. А та приняла это как должное.

— После ванны я с удовольствием выпью кофе.

«Я тоже», — опять-таки про себя подумала Ксения и не поняла, почему не может сказать всего этого вслух.

Закрыв дверь ванной комнаты, она обессилено присела возле нее на корточках. Элеонора Станиславовна парализовала ее волю, если таковая вообще когда-то была. Эта дама так естественно воспринимала окружающих людей как прислугу, что было бессмысленно с ней спорить. Она обращалась к людям с такой ледяной, убийственной вежливостью, что те просто терялись. Как отвечать на хамство, понятно: откровенным хамством. Но что делать, если тебе не нахамили, но оскорбили при этом так, что стало тошно? И сделала это женщина, прекрасная, как ангел. Смотреть в ее глаза можно было бесконечно. В них не было ни дна, ни печали, ни какого-либо другого чувства.

Первым, что сказала Элеонора Станиславовна, сделав глоток крепкого кофе, было:

— Ах, как я отвыкла от этой страны! Мне хочется поскорее вернуться обратно в Италию. На свою виллу. Милочка, как вы можете здесь жить?

«А где же мне еще жить? — подумала Ксения. — Без своего жилья и денег?» Но дама не нуждалась в ее репликах:

— Поэтому покончим со всем этим быстрее. Я должна выполнить какие-то формальности?

— Ну да. Вам же надо забрать тело из морга! Вы — мать.

— Боже мой, как все это неприятно!

— Вам ее совсем не жаль? — не удержалась Ксения.

— Жаль? Ну разумеется. Для меня это большое горе. — Фраза была сказана таким тоном, будто речь шла о десерте, безнадежно испорченном поваром. И тут же: — Как вы думаете, милочка, я успею завтра вечером на самолет?

— Завтра?!

— Да, понимаю. Необходимые формальности. Ах, как их много! Ее же надо где-то похоронить. Я думаю, что вместе с моим покойным мужем. Но, в крайнем случае, послезавтра. Иначе я здесь умру. — Элеонора Станиславовна тяжело вздохнула: — Поймите, у меня здесь нет близких людей. Муж не мог оставить свой бизнес. Не покойный, разумеется, муж, а нынешний, синьор Ламанчини. Всю эту неприятную обязанность он переложил на мои плечи…

Дама передернула плечиками, словно демонстрируя их хрупкость. И снова кружевной платочек у глаз. Ксения рассматривала Элеонору Станиславовну и думала о том, что подруга была мало похожа на свою красавицу мать. Досадно ей это было или нет, но Женя Князева категорически отказывалась обсуждать подобную тему. Сказать, что между ней и матерью были плохие отношения, значило соврать. Они не были плохими. Они были никакими. Элеонора Станиславовна любила говорить, что свой долг по отношению к дочери она выполнила. Женечка получила все, что нужно, — по высшему разряду. Она не была заброшенным ребенком, разве что одиноким. Себя мать любила гораздо больше. Тем более что девочка даже не была хорошенькой. Возможно, втайне она радовалась, что между ней и дочерью не будет соперничества. Но вслух не уставала повторять: