Джон Гришем - Уличный адвокат

Ран или ожогов на телах не зафиксировано, семья умерла во сне, значит, боль и страдания компенсации не подлежат.

Итого общая сумма семьсот семьдесят тысяч долларов.

Вывод: жизнь молодой, не успевшей получить образование матери и ее детей не дорого стоит.

- Дудки!- заявил Мордехай.- Эти деньги я выбью из присяжных за одного мертвого ребенка.

В самых недвусмысленных выражениях он и камня на камне не оставил от тщательно скалькулированных аргументов "Дрейк энд Суини". Его нисколько не интересовало решение жюри в Далласе или Сиэтле. Ему не было дела до процессуальных тонкостей в Омахе. Мордехай хорошо знал свою силу здесь, в Вашингтоне, и этим определялось все.

Если противная сторона надеется дешево откупиться, то ему не о чем с ней разговаривать.

Артур принялся убеждать Мордехая в чистоте намерений фирмы, а Рафтер моментально нашел лазейку:

- Итоговая цифра поддается корректировке. Мы всегда сможем договориться.

Мордехай обратил внимание ответчиков на отсутствие в выкладках штрафных санкций:

- Состоятельный юрист, компаньон богатой фирмы, сознательно закрывает глаза на незаконное выселение, в результате которого мои клиенты оказываются выброшенными на улицу и гибнут. Честно говоря, джентльмены, это классический пример ситуации, когда суд просто обязан наложить на виновного штраф в пользу потерпевшего. Тем более в нашем округе.

Слова "в нашем округе" означали только одно: чернокожее жюри.

- Мы можем договориться,- повторил Рафтер.- Какая сумма вас устроит, сэр?

Мы с Мордехаем обсуждали этот вопрос. Цифра в десять миллионов была взята с потолка. С не меньшим успехом мы могли назвать и сорок, пятьдесят, даже сто миллионов.

- По миллиону за каждого,- без колебаний отчеканил Мордехай.

Требование не сразу дошло до сознания присутствовавших.

- Пять миллионов?- пролепетал ошеломленный Рафтер.

- Пять жертв - пять миллионов.

По блокнотам забегали ручки. После продолжительной паузы Артур попытался доказать Мордехаю некоторую несостоятельность нашей теории. Доля ответственности за гибель пяти человек, заметил он, лежит и на разыгравшейся стихии.

Мордехай прервал возникшую было содержательную дискуссию о погоде:

- Присяжные с интересом узнают, что в Вашингтоне в феврале стоят морозы и время от времени случаются снежные бури.

Для меня ссылку на жюри он пояснил так: "Они панически боятся суда".

Наши доводы, сказал Мордехай Артуру, выдержат любые атаки ответчиков. Выселение - заранее спланированная акция или результат непростительной небрежности - состоялось. Его последствие для наших клиентов, то есть жизнь под открытым небом в самое холодное время года, было абсолютно предсказуемым. Никакого труда не составит довести эту восхитительную по простоте идею до сознания любого жюри присяжных, а уж у наших добрых сограждан она встретит особое понимание.

Устав от споров насчет ответственности, Артур удалился в область, где чувствовал себя наиболее уверенно. Разговор зашел обо мне, точнее, о моей краже. Позиция фирмы по данному вопросу осталась непоколебимой. Если мы отзовем иск, то они откажутся от уголовного обвинения, однако дисциплинарное наказание я должен понести в любом случае.

- И чего же они хотят?

- На два года лишить тебя лицензии,- сообщил помрачневший Мордехай.

Согласиться было немыслимо.

- Я сказал, что они сошли с ума, но мои слова не произвели на них впечатления,- повинился Грин.

Я промолчал. Два года. Два года!

Разговор в кабинете Артура вернулся к деньгам, но сколько-нибудь значительного прогресса Мордехаю добиться не удалось. Фактически ни на одно из его предложений фирма не согласилась. Решили в самое ближайшее время встретиться еще раз. Под конец Мордехай вручил им копию искового заявления Маркуса Диза, которое только предстояло зарегистрировать в суде. Позже будут и другие, заверил он собравшихся. Мы планировали еженедельно оформлять по два иска - до тех пор, пока не разыщем всех выселенных.

- Вы и газетам собираетесь передавать каждую копию?- осведомился Рафтер.

- А почему бы нет? После регистрации в суде иск может быть обнародован.

- Пресса и так избаловала нас вниманием.

- Первыми кидаться грязью начали вы.

- Что?

- Вы организовали публикацию об аресте Майкла Брока.

- Ложь.

- Откуда в таком случае "Вашингтон пост" взяла его фотографию?

Артур приказал Рафтеру заткнуться.

Больше часа я просидел в кабинете за запертыми дверями, уставясь в голую стену, прежде чем у меня выстроилась относительно стройная схема конфликта. Фирма готова расстаться с кучей денег, лишь бы избежать дальнейшего унижения в глазах общества и огласки, которая неминуемо ведет ее к разорению. Если я верну досье, фирма снимет обвинение в краже. Но требование морального удовлетворения останется в силе.

По их мнению, я не только перебежчик, на мне полностью лежит ответственность за происходящее. Я связующее звено между их грязными секретами, спрятанными в башне из слоновой кости, и обрушившимся на фирму позором. За одно это меня следует ненавидеть, а угроза лишиться накопленных и грядущих богатств вообще взывает к беспощадной мести.

Опозорил я фирму исключительно благодаря похищенной служебной информации. (Похоже, о помощи Гектора Палмы они не догадывались.) Склеил по кусочкам отвратительную картину и притащил в суд.

Иуда.

Грустно, но я понял их.

Глава 36

София и Абрахам давно ушли. Я сидел в полутемном кабинете. Внезапно дверь открылась, и грузной поступью вошел Мордехай. Он тяжело опустился на один из двух складных стульев. Прежний хозяин выкрасил их в отвратительно коричневый цвет, отчего они стали более уродливыми, нежели были. Тем не менее я купил их по дешевке - за шесть долларов, дабы не опасаться, что клиент на полуслове рухнет на пол - старые стулья предоставляли такую возможность.

Я знал, всю вторую половину дня Мордехай просидел на телефоне, поэтому к нему не заглядывал.

- Сегодня было много звонков,- сообщил Мордехай.- События развиваются куда быстрее, чем мы предполагали.

Я не отреагировал.

- Сначала Артур, затем Де Орио, судья. Ты знаешь Де Орио?

- Нет.

- Крутого нрава, но порядочный. Довольно либеральных взглядов, справедлив. Начинал много лет назад в крупной юридической фирме, потом плюнул на хорошие деньги и решил, бог весть почему, стать судьей. За месяц рассматривает больше дел, чем любой судья в городе: умеет заставить подчиненных работать. Рука у него тяжелая. Всегда старается примирить стороны, а когда не получается, вершит быстрый суд. У него дела не задерживаются.

- По-моему, я слышал о нем.

- Надеюсь. Не зря же семь лет занимался юриспруденцией в этом городе.