Джон Гришем - Вердикт (= Сбежавшее жюри)

Хоппи Дапри впервые посетил судебное заседание в понедельник утром. Он проскользнул в зал в середине выступления Робилио. Милли заметила его во время одной из пауз и разволновалась. Ее тревожил его внезапный интерес к процессу. Накануне вечером он ни о чем другом не мог говорить.

После двадцатиминутного перерыва на кафедру взошел Кейбл и вцепился в Робилио. Голос у него был скрипучий, почти злобный, словно он считал свидетеля предателем и ренегатом. Кейбл немедленно сделал разоблачительное предположение: Робилио заплатили за то, чтобы он выступил в качестве свидетеля обвинения. Его услуги оплачивались истцами и в ходе двух других процессов против табачных компаний.

- Да, мне заплатили за то, чтобы я сюда приехал, мистер Кейбл, так же, как и вам, - сказал Робилио. Это был типичный в такой ситуации ответ человека, собаку съевшего на судебных тяжбах, однако на фоне блеска монет образ борца несколько потускнел.

Кейбл заставил свидетеля признаться, что тот начал курить в возрасте двадцати пяти лет, когда был уже женат, имел двоих детей и, следовательно, едва ли мог считаться неразумным подростком, соблазненным хитроумной деятельностью рекламных фирм с Мэдисон-авеню. Робилио умел сохранять самообладание, в чем адвокаты убедились пять месяцев назад, во время его двухдневного судебного марафона, однако Кейбл намеревался вывести его из себя. Вопросы быстро следовали один за другим и были резкими и провокационными.

- Сколько у вас детей? - спросил Кейбл.

- Трое.

- Кто-нибудь из них курил постоянно?

- Да.

- Сколько?

- Все трое.

- В каком возрасте они начали курить?

- По-разному.

- В среднем?

- Ближе к двадцати.

- Какую рекламу вы вините в том, что они пристрастились к курению?

- Точно не помню.

- Значит, вы не можете сказать присяжным, какая именно реклама повинна в том, что ваши дети приобрели привычку к курению?

- Этой рекламы было столько! Да и сейчас недостатка нет.

Невозможно выделить одну, две или пять, которые сыграли решающую роль.

- Но все же виновата реклама?

- Я уверен, что она имела большое значение. И имеет.

- Но были и другие виновники?

- Я не поощрял курения.

- Вы в этом уверены? Вы пытаетесь доказать присяжным, что дети человека, чьей профессией на протяжении двадцати лет было способствовать тому, чтобы как можно больше людей в мире пристрастить к сигаретам, закурили только под влиянием рекламы?

- Я уверен, что реклама этому способствовала. В этом ее смысл.

- Вы курили дома, на глазах у детей?

- Да.

- А ваша жена?

- Да.

- Вы когда-нибудь запрещали гостям курить у вас в доме?

- Нет.

- Значит, можно сказать, что в вашем доме была обстановка, благоприятствующая курению?

- Да. Тогда - да.

- И все же ваши дети закурили лишь под влиянием хитроумной рекламы? Вы в этом хотите убедить присяжных?

Робилио сделал глубокий вдох, медленно сосчитал про себя до пяти, потом сказал:

- Как бы мне хотелось вернуть прошлое, мистер Кейбл, многое я делал бы теперь совсем иначе. Я бы никогда не взял в руки ту первую сигарету.

- Ваши дети бросили курить?

- Двое, с огромным трудом. Третий пытается вот уже десять лет, но безуспешно.

Последний вопрос возник у Кейбла спонтанно, и на секунду он пожалел, что задал его. Пора двигаться дальше. Кейбл нажал на газ:

- Мистер Робилио, известно ли вам, какие усилия предпринимают табачные компании, чтобы удерживать подростков от курения?

Робилио хмыкнул - послышалось усиленное микрофоном бульканье.

- Это несерьезно, - сказал он.

- В прошлом году на программу "Дети не курят" ими затрачено сорок миллионов долларов.

- Скажите, пожалуйста! Лапочки да и только!

- Знаете ли вы, что табачные компании официально поддерживают запрет устанавливать автоматы для продажи сигарет вблизи от тех мест, где собираются дети?

- Да, я что-то слышал об этом. Очень мило с их стороны, не правда ли?

- А слышали ли вы о том, что в прошлом году табачная индустрия выделила штату Калифорния десять миллионов долларов на осуществление программы, целью которой является предупреждение об опасности курения в раннем возрасте?

- Нет. А как насчет курения в позднем возрасте? Они сообщили своим маленьким друзьям, что после восемнадцатого дня рождения можно курить? Наверное, сообщили.

Кейблу было приятно вычеркивать в своем вопроснике те вопросы, от ответов на которые свидетель уклонился.

- Известно ли вам, что табачная промышленность в Техасе поддерживает законопроект о запрете курения во всех закусочных, которые посещаются подростками?

- Да, а вы знаете, с какой целью они это делают? Я вам скажу. Чтобы иметь возможность нанимать таких людей, как вы, для того, чтобы рассказывать таким присяжным, как эти, подобные истории. Это единственная причина - в суде звучит недурно.

- Знаете ли вы, что табачные компании официально поддерживают законодательство, предусматривающее уголовную ответственность за продажу табачных изделий детям в магазинах?

- Да, об этом я тоже что-то слышал. Это все витрина. Они кидают пару монет туда, пару - сюда, чтобы выглядеть поприличнее, попрезентабельнее, пореспектабельнее. И делают они это потому, что знают правду, а правда состоит в том, что два миллиарда долларов, ежегодно вкладываемых в рекламу, все равно гарантируют им, что следующее поколение американцев пристрастится к курению. И вы глупец, если не понимаете этого.

Судья Харкин наклонился вперед:

- Мистер Робилио, это неуместное в суде выражение. Прошу вас впредь воздерживаться от подобных выпадов. Вычеркнуть это из протокола.

- Прошу прощения, Ваша честь. Простите, Мистер Кейбл. Вы делаете свое дело. Тот, кого я ненавижу, - ваш клиент.

Кейбл был выбит из колеи.

- Ну и что? - вырвалось у него, и он тут же пожалел, что не сдержался.

- А то, что ваши клиенты коварны. На табачные компании работают люди сообразительные, умные, образованные, безжалостные, они смотрят вам прямо в глаза и с безупречной искренностью во взоре убеждают вас, что сигареты безвредны. При этом они точно знают, что это ложь.

- У меня нет больше вопросов, - сказал Кейбл, направляясь к столу защиты.

Гарднер был городком с восемнадцатью тысячами жителей, расположенным в часе езды от Лаббока. Пэмела Бленчард жила в старой части города, в двух кварталах от пересечения с Главной улицей, в доме, построенном на рубеже прошлого и нынешнего веков и мило отреставрированном. На лужайке перед домом росли восхитительные клены с золотистой и красной в это время года листвой. По улице носились на велосипедах и роликовых досках дети.

К десяти часам утра в понедельник Фитчу уже было известно следующее: миссис Бленчард замужем за президентом местного банка, который овдовел десять лет назад. Он не приходился отцом Николасу Истеру, или Джеффу, или как там его, черт побери, на самом деле зовут. В начале восьмидесятых из-за спада в нефтяной сфере банк чуть было не лопнул, и многие местные жители по сей день не доверяли ему. Муж Пэмелы - местный уроженец. Она - нет. Она приехала, вероятно, из Лаббока или из Амарильо. Поженились они восемь лет назад в Мехико, о чем сухо сообщил местный еженедельник. Никакой свадебной фотографии, просто объявление, помещенное рядом с некрологами, в котором читателя информировали, что Н. Форрест Бленчард-мл. сочетался браком с Пэмелой Керр. После короткого медового месяца в Козмеле они поселились в Гарднере.