Виктор Пронин - Не приходя в сознание

И вот долговязый Нефедов, повизгивающие девицы, принимая угрожающие позы, в свете уличных фонарей, под мирно падающим снегом приближаются к заветной двери. Но с каждым шагом уверенности у них все меньше, и те дикие пляски, которыми они пытались подбодрить себя, тоже поутихли...

— Чем же кончилось?

— А кончилось тем, что даже рассказывать совестно. Вытрезвитель располагался в маленьком деревянном домике с крылечком и почти без перестроек был приспособлен к новым надобностям. Так вот, отчаянные освободители в полнейшем восторге от собственной отваги разбили стекла, подперли входную дверь подвернувшейся палкой и растворились в ночной темноте.

Сдвинув брови, Нефедов смотрел с портрета требовательно и презрительно.

«Ну что скажешь, Нефедов? — мысленно спросил Демин, вглядываясь в фотографию. — Пора тебе заговорить, молодой человек, пора».

«А что бы вы хотели от меня услышать?»

«Я бы хотел узнать, как кончился для тебя развеселый вечер у Жигунова».

«А вы уверены, что я там был?»

«Разумный вопрос... Спасибо».

Мамедов, Бориоихин и Жигунов поочередно среди полдюжины фотографий уверенно опознали Нефедова, как человека, который приходил к Дергачеву.

«Ну вот, Нефедов, — удовлетворенно проговорил Демин. — А ты спрашиваешь, уверен ли я, не уверен ли я... Уверен. Протоколы опознаний — это уже юридические доказательства».

«А вы уверены, что я был в универмаге?»

«Разберемся с универмагом. Шестаков поможет. Он товарищ цепкий, сумеет разговорить Бузыкина, сумеет найти с ним общий язык. А пока я поговорю с Мисюком».

— Прошу вас, товарищ Мисюк! — громко сказал Демин, распахнув дверь в коридор.

В кабинет вошел толстый коротковатый человек, одетый во все тесноватое, из чего Демин заключил, что поправился Мисюк совсем недавно, не успел еще сменить одежду. Отчего можно потолстеть так быстро? Болезнь? Нет, глаза возбужденно блестят, ему интересно участвовать в следствии, поскольку вины за собой никакой не чувствует. Изменение семейных обстоятельств? Нет, обычно и свадьба, и развод на какое-то время заставляют человека худеть. Скорее продвижение по службе...

— Давно поменяли работу? — спросил Демин.

— Да не то чтобы поменял... Перевели...

— Повышение?

— Да, можно и так сказать... Уже больше года.

— Спокойней стало?

— Не сравнить! — засмеялся Мисюк. — Ни тебе нервотрепки, ни беготни...

— Понятно. Подойдите к столу. Вот несколько портретов. Посмотрите, нет ли здесь человека, которого вы знаете, видели, встречали?

— Как же нету, вот он! — короткий палец Мисюка твердо уперся прямо в переносицу Нефедова.

— Где вы его видели? — задал Демин вопрос для протокола.

— Приходит, главное, около недели назад, ведет себя по-хамски, спрашивает...

— Это как — по-хамски?

— Слушай, говорит... И... нехорошее слово сказал. Кочерыжкой обозвал. — Мисюк склонил голову набок и пристально посмотрел Демину в глаза — осознал ли тот оскорбительность этого слова. — Дергачев, говорит, нужен. А тот уж год как съехал. Вернее, я его съехал. Он несколько раз возвращался за вещами, потолковали, то-се, так узнал его новый адрес. На частный дом, говорит, съехал, к старику одному. И фамилию сказал — Жигунов. Я все это длинному выложил. Не стал таить, чтобы... Чтобы не связываться.

Произнести такое количество слов для Мисюка было нелегким делом — он вынул большой свежий платок, видимо, специально прихваченный для напряженной беседы со следователем, вытер лоб и преданно посмотрел на Демина. Давайте, мол, я готов, что вас еще интересует?

— В котором часу он приходил?

— Утром. Часов в десять, я так думаю. Когда мне его описали подробно, я сразу решил — он. Не зря он мне так не понравился. Ох, чреватый человек. Все глазками поигрывает, поигрывает, чтоб, значит, понял я, какой он опасный. А мне чего — я дома. У меня кочерга в углу. Вот она, под рукой. Ткнись. Нет, ты попробуй ткнись! — Мисюк, кажется, до сих пор отвечал Нефедову на оскорбление. — Как он был одет?

— Куртка, синие штаны, шарф...

— Шарф?

— А как же! Пижонский такой, длинный, вокруг шеи завернутый... Не подступись!

— Цвет?!

— Это... зеленый. Да, зеленый.

«Ну, вот, уважаемый, — мысленно обратился Демин к Нефедову. — Дела, как видишь, не стоят на месте. Оказывается, шарфик-то у тебя зелененький. Это, конечно, еще ни о чем не говорит, у Жигунова вот тоже нашелся зеленый шарф... Посмотрим, что скажут эксперты, чей шарф в родственных отношениях с теми двумя ворсинками на заборе...»

— Каким он вам показался? — спросил Демин у замершего в ожидании следующих вопросов Мисюка.

— Хам он и есть хам. Наглец.

— Это ваше личное к нему отношение. А теперь постарайтесь забыть об этом. На время! — Демин успокаивающе поднял руку, почувствовав, что Мисюк сейчас начнет заверять, что оскорблений он никогда не забудет. — Каким он вам показался? Голодным? Злым? Нетерпеливым? Постарайтесь припомнить.

— Скорее усталым, я так думаю. Он очень огорчился, что не нашел Дергачева. Даже растерялся, начал расспрашивать, где можно того найти...

— Как вы думаете, зачем он искал Дергачева?

— А черт его знает!

— Нет-нет, подождите. Я не спрашиваю, как было на самом деле, этого вы не знаете. Я спрашиваю о другом — как вам показалось? Он хотел за что-то его наказать или мечтал броситься в объятия Дергачеву, соскучился, например... Или от кого-то привет привез? Как показалось?

— Показалось? — охотно подхватил Мисюк. — Сейчас скажу, одну минутку... Значит, так, подходит, стучит, кочерыжкой обзывает, а потом спрашивает... — Мисюк остановившимся взглядом уставился в стенку, пытаясь восстановить образ обидчика. — Это... Я думаю, он без зла спрашивал о Дергачеве. Спросил будто о приятеле, так примерно...

Взглянув на Нефедову, на ее широкий, какой-то мужской, хозяйский шаг, Демин отметил про себя и ее манеру смотреть на собеседника как бы чуть со стороны, сверху, вскинув бровь. Из пяти пальцев руки Нефедова, кажется, пользовалась только тремя, изысканно отбросив мизинец и безымянный в сторону, словно боясь запачкаться. И еще золото. На пальцах, в ушах, на шее. Хотя знала, куда ехала, знала, что не вечерний спектакль ее ожидает. Может быть, она рассчитывала дать утренний спектакль?

— Где ваш сын, Лидия Геннадиевна?

— Сын? Один остался дома. Спит. Вы его имеете в виду?

— Нет, я говорю о вашем старшем сыне, Сергее.

— Могу ли я знать, чем вызван ваш интерес к нему?

— Вы, очевидно, слышали о пожаре?

— Да! Это кошмарная история! Какой ужас! Знаете, в городе такие страшные слухи, что я не решаюсь им верить. Вы наверняка знаете больше. Скажите же мне — что там произошло на самом деле? Говорят, погибли люди?

— Есть основания полагать, что ваш сын имеет к происшедшему какое-то отношение.