Ирина Боур - Слёзы Рублёвки

— Да хаза съёмная, вот тут и нет ни хрена, — догадался Корень. — Во, придумал, пацаны! Слышь, Валёк, ты их это, на одни наручники посади. Через трубу перекинь, и одну за левую, другую за правую. Пущай друг на друга потаращатся…

Наталья сглотнула. Потом с трудом проговорила:

— Вы охренели, мужики? Я ж на вашей стороне. В смысле — заказчица…

— Заказчица у нас другая, — отрезал главный. — Кто ты такая — ничего говорено не было. Сказал, что встретишь нас. А кто ты и что ты тут делать будешь — слова не было. Верно, мужики?

'Мужики' согласно проворчали.

— А тут ты вовсе куда-то намылилась. Может, сдать нас захотела. Захотела, да? — лицо бандита вдруг резко приблизилось к глазам Натальи. Рот ощерился. — Сдать, а?

Наталью пробила дрожь.

— Нет, я… Не хотела… Я… Нет!

Вожак довольно осклабился:

— Ну, вот и ладушки. Посидишь, успокоишься. Подумаешь, как тебе лучше. А мы пока разок ещё перекинемся. И молись, чтобы я выиграл. А то пацаны у меня нетерпеливые. Развлечься хотят. Им вон ту обещали. А хозяйка твоя не идёт никак. Так что они могут и с прислугой время скоротать…

Прислуга?..

Вот теперь Наталья окончательно ощутила себя летящей в пропасть. Лариска, гадина, видно, никак не оговорила её статус с этими отморозками. И те её то ли действительно за прислугу приняли, то ли им вообще всё равно. В смысле — 'развлекутся', а там — кто с них ответа потребует? Лариска? После всего, что тут произойдёт? Да никогда! Наоборот, после всего, что она запланировала, её пути с этими навсегда сойдутся. Вспомнилось, как Серебряков ей говорил, почему никогда не связывается с бандитами для разрешения споров в бизнесе: 'Потом не развяжешься'. Лариска, дура, этого, видать, не поняла. А расплачиваться ей, Наталье!

Так что она уже не сопротивлялась, когда её подвели к Серебряковой, освободили той левое запястье, а высвободившееся стальное полукружье замкнули на её руке.

— Посиди, — повторил главный бандит. — Недолго. Хотя… — задумчиво и картинно выпятил он нижнюю губу. — Тебе лучше, если я проиграю. А то придётся тебе тут сидеть. Вдруг ещё раз слинять захочешь…

Их оставили одних с Серебряковой.

Наталье не хотелось смотреть на неё. Не о чем разговаривать — хотя бы и взглядом. Вокруг была пустота и страх. Лариска, гадина, где она? Давно уж должна приехать. Выручить. Освободить от этих… ублюдков. А если нет? Что-то её задержало. Сорвалось? Может, вскрылось что-то? Может, уже милиция сюда едет? Хороша будет картина: похищенная жертва, четыре бандита и она, заместитель главного редактора известного журнала, танцующая голою перед ними… Срок! Тюрьма! А позору!..

И ведь не остановятся те отморозки на стриптизе. К бабке не ходи — трахнут её тут. Попишут, как они сказали. Или это у них так убийство обозначается?

Наталья не знала. Знала одно: бандюганы смоются, а всю кашу придётся расхлёбывать ей. Униженной, опозоренной. Изнасилованной. А главное — всё равно: соучастнице.

Вот теперь она взглянула на Серебрякову. Заполошенно, с острым ужасом в сердце. Надо же так влипнуть!

Та отвернулась.

Краем глаза Наталья заметила что-то… Важное. Боже, сумка! Её сумочка! А в ней телефон! Бандиты не дотумкали, не убрали подальше. Надо дотянуться, достать мобилу, позвонить! Кому? В милицию? Нет, исключено. О! Серебрякову! Он, поди, и не знает ещё ничего. А тут… Только адрес сказать!

Но сама Наталья до сумки дотянуться не могла. Разве что её визави в другом наручнике. Если ногой. С дивана смахнуть сумку, а там…

Серебрякова лишь презрительно усмехнулась в ответ — насколько это можно было видеть под скотчем. Не собиралась она помогать своей похитительнице. И похитительнице мужа.

— Дура, — прошипела Наталья ужасным голосом. — Тогда каюк тебе, поняла? Им не деньги нужны мужа твоего. Им тебя оттрахать заказали! Поняла? Опустить! И в интернет выложить! Чтоб вам обоим с мужем криздец пришёл! Поняла? Давай скорее, дотянись ногой. Пока эти не вернулись. Один шанс у тебя — чтобы я до Виктора дозвонилась!

Глаза Серебряковой потемнели. Она поняла. Ещё раз внимательно взглянула Наталье прямо в глаза.

Ничего хорошего не обещал этот взгляд. Но действовать соузница начала.

Вытянулась в сторону кушетки. Нет, рукой, как попыталась было, не достать. Ногой! Ногой… Есть! Ценой задранной до неприличия юбки. Но тут уж не до политесу.

Тихо, но быстро придвинула сумку к Наталье. Та одной рукой — долго, господи, мучительно долго! — нащупала, наконец! — достала телефон. Нажала 'восьмёрку' — тут он был, Серебряков, в 'горячих кнопках'…

Ответили мгновенно — и одного гудка не прозвучало.

— Виктор, — проговорила шёпотом Наталья, — это я. Твою жену похитили. Мы с нею вместе. Записывай адрес…

* * *

Немедленно рвануться с места Серебрякову помешал Тихон.

— Стой! — велел он, правильно уловив намерение Виктора. — Что?

— Нашлась! — выдохнул Виктор. — У Песчаной площади. Надо срочно…

— Погоди, — распорядился его друг. — Сначала надо тут всё зачистить. А то мы, видишь, немного наследили. Да и люди есть, у которых к этому, — он кивнул на Владимирского, — вопросы остались… И наследство его многим пригодится. А мне с того — процентик малый…

Виктор увидел, как мгновенно увлажнился затылок банкира. Вдобавок ко всему оказаться во власти наёмного киллера…

Это не самому таких нанимать.

Между тем Тихон обернулся к помощнику олигарха:

— Где у твоего хозяина оружие? Должно быть здесь, я знаю.

— В… — сглотнул тот. — В сейфе.

— Ключи?

— В кармане у него.

— Хорошо. Теперь ты поможешь мне. Медленно, не делая резких и в конечном итоге болезненных движений… Берёшь у него ключи и открываешь мне сейф. И без фокусов, я ведь рядом.

Помощник, страдая, доковылял до сейфа. Что-то Тишка задумал острое, с опаской подумал Серебряков. Но в бою надо драться бок о бок с соратником, а не анализировать, что тот задумал. Это Виктор понял ещё в Карабахе.

А тут был именно бой. И против них с Тихоном были враги. Лютые. Куда хуже тех недавних советских колхозников, что резали друг друга в горах от отчаяния и неверно понятой идеи национального освобождения.

Тихон загородил сейф. Что-то там делал. Но, чувствовалось, взглядом косил в комнату, контролируя окружающее.

Затем резко обернулся к Загалатию. Глаза его были острыми, как два скальпеля.

Тот явственно вздрогнул и стал медленно отступать. Тихон схватил его за шиворот. В другой руке был пистолет, заботливо обёрнутый одноразовой салфеткой.

— Не трепещи, мальчик, — проговорил казак. — Смерть не так страшна, как ты думаешь. Пук! — и ты тама, — он криво ощерился. — Так что не пукай тута…

Он выпустил воротник клерка.

— Слушай и запоминай свои показания, — сменив тон, деловито, с ужасающей вескостью, проговорил Ященко. — От того, насколько правильно ты это запомнишь и расскажешь, жизнь твоя зависеть будет. Понял? Понял?! — рявкнул он.