Татьяна Моспан - Партия в преферанс

— Знаешь, где у батьки деньги упрятаны?

Дурак мычит только и знай себе сахар трескает. Сколько ему Егорка сладостей скормил! И все без толку. Пробовал самогоном угощать. Тот совсем чумовой становился.

Однажды все-таки сумел его пронять. Увидел, как дурак на соседскую девку смотрит, и начал его подзуживать:

— Принеси денежку, к девкам поедем. Девки во какие… — Он разводил руки в стороны. — Ядреные.

Гришка, сходя с ума, закатывал глаза.

— Найди денежку у батьки. Где они у него, в сундуке, да?

— Да, да, — кивал дурачок и смеялся от радости, очень уж ему хотелось к девкам поехать.

— А ты тот сундук гвоздиком поковыряй. Вот так, вот так, — Егор, вертя большой гвоздь перед носом, показывал, что надо делать с замком.

В конце концов Гришке удалось обмануть бдительность Пимена, он принес Сычу пачку двадцатипятирублевых купюр, украденных у отца. Егор тогда обалдел от радости. С первой попытки такая добыча… Поговаривали, что у Пимена и золотишко имеется. Но про золотые монеты с дураком разговаривать было бесполезно. Ладно, решил, может, в другой раз ещё чего притащит.

— Мало принес, этого не хватит.

Он продолжал обрабатывать дурака.

Но Гришка денег больше не носил и жаловался на отца. Видно, Пимен вовремя хватился и перепрятал захоронку. Гришку стали держать под замком, а потом и вовсе в дурдом спровадили. Однажды он убежал и притащился домой. Как дорогу нашел, непонятно, говорили, несколько суток в лесах скрывался. Пимен его в дурдом не отправлял, при себе оставил, но из виду не упускал. Под замком держал.

Егор пробовал подкатиться к дочерям Пимена. Но это было бесполезно. Маня его не понимала. А Полина… Долго потом Сыча мороз по коже пробирал, когда вспоминал про старшую дочь старообрядца.

Полину бесноватой в Ежовке называли и боялись.

— Опять выкликать начала, — шептались старухи, когда Полину «забирало».

Понять, что у неё в голове, невозможно, то как нормальная и ходила, и говорила, а то становилась хуже Маньки.

Подкараулил её Егор, стал, как и Гришку, посулами сманивать. Она головой кивала, вроде как соглашалась с ним. А потом такую карусель устроила, не обрадовался, что связался.

Однажды слышит, жена орет не своим голосом. Зашел в огород, а там, батюшки мои, что понаделано! Середина лета, а лук весь выдернут и на грядках лежит. Еще перо зеленое. Чеснок зимовой — то же самое. Жена — в голос.

— Заткнись, дура! — приказал ей.

Она, тихонько воя, обрезала лук и плакала. В деревне оставить крестьянина без урожая не решится даже самый злобный человек. Ругаться друг с другом ругались, но до такой пакости дело никогда не доходило.

Промолчал тогда Егор. Кому пожалуешься?

А потом Полина чуть дом не сожгла и его самого. Вот тогда он пошел к Пимену.

Да, помотала ему нервов эта дура, никаких денег не захочешь. Егорка после этого и думать про клад забыл. Слышал краем уха, что пацан Першиных ночью в Выселки шатался, это уже после смерти Пимена было. Вроде искал там что-то.

Казалось, что та старая история забылась навсегда, а вот поди ж ты, нет. Все помнит. Сейчас как только услышал от Леньки про появление Першина и доронькинского дружка, сразу будто что в сердце толкнуло. Маня-то Першина, бабка Кольки, с Пименом в большой дружбе была. Может, и сообщил ей что старый перед смертью.

Сыч опять задумался. Больно времени много прошло с тех пор. Если было что брать, давно бы уж откопали. Глаза Егора подернулись поволокой. Кто знает, кто знает… Непросто все было в той истории. Чуял он сердцем, что не взял никто Пименова клада. А у него на деньги нюх особый. Так и Ленька его считает.

— Значит, так, — приказал он сыну. — С гостя Доронькиных глаз не спускай. И поинтересуйся, зачем сюда Першин заявился. Очень может быть, что эти хлопцы не зря приехали. На Выселки надо бы заглянуть. Не забыл дорогу?

— Нет. А на Выселки-то зачем?

— Затем, — обрубил Егор.

— Не найду я один усадьбу, батя, заросло там все.

— Заросло, — передразнил старик. — Ладно, вместе туда на мотоцикле прокатимся.

Сыч, приложив руку к глазам, взглянул на солнце.

— Хорошо бы сегодня съездить, да боюсь, дождик натянет, а у меня сено не убрано, да ещё бычка к ветеринару вести собрался, договорились уже.

— Завтра сгоняем.

Егор вздохнул. Хороший хозяин, он не мог оставить хозяйство без присмотра.

На Выселки решили наведаться завтра.

— А за гостечком этим, который у Доронькиных живет, все же присмотри. Чует мое сердце, неспроста это все…

Ленька, помогая отцу сгребать сено, помалкивал.

— Сегодня вечерком ко мне зайди, разговор есть, — сказал старик.

Леонид скуксился. Чудит батя, но разве поперек него слово скажашь?

— Может, до завтра подождет? — на всякий случай начал он.

— Не подождет! — лицо Сыча даже перекосило от злости. — В кого ты такой уродился? Работать не хочешь, а жрать-пить вкусно привык. Кому я бычка выращиваю да двух поросят до зимы держу? Галина весь погреб собственной тушенкой заставила. Одному мне столько не надо. Я и мяса-то почти не ем. Все для вас стараюсь. Не будь меня, давно бы все хозяйство оголил. За что ни возьмешься, все сикось-накось. Шкурки кроличьи кто сгубил?

— Да будет тебе, батя про шкурки-то. Когда это было!

— А хоть бы и давно, — разошелся Сыч. — Не хозяин ты, Ленька! Все тебе: ер да еры упали с горы. Знаю, наследства моего ждешь. Так вот, парень, может статься, что я просто нищий по сравнению с тем, что там может быть. Понял?

В этот вечер Ксения так и не дождалась младшего Сыча.

— Коля, Коленька!

Першин открыл глаза. Над ним склонилась Вера.

— Что с тобой? — она трясла его за плечо.

Николай приподнял голову и с недоумением посмотрел на Веру.

— Ты… что здесь делаешь?

Он почувствовал, как кто-то прерывисто дышит рядом. Теплый шершавый язык лизнул руку.

— Малыш! — сообразил он и погладил собачью голову.

Пес вертелся вокруг лежавшего на земле Николая и всем своим видом выражал готовность помочь.

— На тебя кто-то напал?

— Я… не знаю.

Костерок, разведенный Першиным, потух. Луна, светившая несколько часов назад откуда-то сбоку, висела прямо над головой. На траве валялись остатки бекона, хлеб, раздавленные помидоры. Бутылка водки лежала тут же. Она была пустая.

Николай уставился на нее, пытаясь восстановить в памяти события.

Он все отлично помнил. Вязы, под которыми сидел на потемневшей от дождей скамейке, двух каркающих воронов, сорок, перелетавших с места на место и переругивавшихся между собой. Потом ходил на пруд, видел дергача. Вспомнил, что когда ломал сухие ветки для костра, услышал треск сучьев. Что-то живое находилось совсем рядом. Подумал, что это потревоженная птица или ночной зверек. Потом он стелил газету на траве, доставал продукты и пил водку прямо из горла.