Рут Ренделл - Древо скорбных рук

Неплохо было бы сейчас выпить для бодрости. Один глоток, чтобы снять напряжение, чтобы укрепить руку, чтобы убрать противное дрожание пальцев при начертании букв. Вернуть вдохновение, которое озарило его, когда он в самом начале задумал аферу с продажей дома Фреды. На полтора дюйма виски в стакане и столько же содовой. Валиум, принятый им после ланча, не оказывал уже на него прежнего воздействия. Иногда Теренс подумывал, что слишком злоупотребляет им.

За окнами потемнело, хотя до конца дня было еще далеко. Он включил несколько ламп под плотными абажурами и под белыми для разнообразия и для создания впечатления во вкусе Фреды, и принялся расхаживать по черному шелковистому ковру, смакуя виски из ледяного стакана.

На дворе кто-то зажег гирлянды цветных лампочек, обмотав ими большое дерево — от нижних ветвей до вершины. Красные, зеленые, голубые, желтые огоньки призывно мелькали — поочередно или все вместе.

Теренс решительно уселся за письменный стол и положил перед собой бланк контракта. Два-три раза он глубоко вдохнул и выдохнул, крепко сжал в пальцах авторучку и поставил под документом подпись — Джон Говард Фиппс. Лучшего образца подделки еще не выходило из-под его руки. Подпись выглядела более подлинной, чем была бы подпись настоящего, ныне покойного, Фиппса. Почту теперь не заберут до утра, но Теренсу не терпелось самому опустить конверт в ящик, а потом выпить еще в «Белом медведе» на обратном пути.

У него завалялась в кармане парочка гиней. Когда Теренс спокойно сидел в пабе в тихом уголке один, понемногу отпивая из кружки темный «Форстер Лагер», он вдруг вспомнил о банковском документе, обнаруженном среди прочих пустяковых бумаг в том же застегнутом на «молнию» отделении чемодана. На него он не обратил внимания в азарте поиска кредитной карточки.

Предположим, что документ имел отношение тоже к каким-то вложенным деньгам? Предположим, там был депозит на двадцать фунтов? Какие-то давно вложенные и забытые напрочь Джессикой деньги? Вполне возможно. Теренс не имел никаких сношений — ни личных, ни финансовых — с Джессикой после того, как порвал с ней. Какая-то заноза царапнула его душу. Деньги есть деньги. В любом случае неплохо было бы проверить этот счет. Уж очень ему не хотелось, оставляя страну навсегда, дарить ее банкам даже ничтожные гроши.

Первым делом с утра он отправится туда и задаст осторожный вопрос — вежливо и небрежно… как бы между прочим. Девушка за стеклом также вежливо и без всяких подозрений даст ему ответ в виде цифры, проставленной на банковском документе, и протолкнет ему бланк сквозь щелочку в пуленепробиваемом стекле. И добавит, что он может закрыть счет, но не сегодня и не завтра. Потому что завтра Рождество, а сегодня короткий день. Значит, на следующей неделе.

Теренс продолжал размышлять, как бы ему вытянуть средства из других банков, где вкладчиком был покойный Джон Гордон Фиппс.

К пятнадцатому февраля он, так или иначе, получит сто тридцать две тысячи, уплаченных Голдшмидтом за дом. Где бы в это время Теренс ни находился — в Амстердаме или Буэнос-Айресе, крючкотворы обязаны перечислить ему эту сумму в любой валюте. Но можно рискнуть и увеличить свой капитал за счет покойного Фиппса.

И внезапно Теренса осенило. Он разглядел очертания этой идеи в пене опустошенной им кружки «Лагера». Идея смутно болталась где-то на дне, а потом обратилась в сияющий кристалл, символ мудрости. Великие ученые всегда делают свои открытия по наитию свыше — Теренс запомнил это со школьных лет.

— Счастливого Рождества! — пожелал он девушке за стойкой бара, и чуть было не раскошелился, чтобы угостить ее и выпить с ней на пару.

Представление о Рождестве отложилось в памяти Джейсона как появление троих детей в сопровождении троицы их мамаш с угощениями, причем такими изобильными, что съесть все сразу было невозможно, слишком много украшений в комнатах и подарков, которые ему были неинтересны. Но церемония все-таки доставила мальчику удовольствие, и Бенет сама радовалась, что устроила малышу праздник. Пришла Хлоя и ее двухлетняя дочурка Кейт. Хлоя полгода не видела Джеймса и не сомневалась, что Джейсон и есть Джеймс. Другие — мальчик и девочка, тоже соседи — вообще ни разу не видели живого Джеймса.

Когда гости отправились по домам, а Джейсон уснул в своей кроватке, Бенет осталась одна в своей кухне среди грязных тарелок и чашек, среди распакованных подарков и наблюдала иллюминацию на дереве во дворе. Свет отражался в уже погашенных лампочках рождественской елки, и Бенет как бы была во власти разноцветных мелькающих огней. Они были похожи своей фальшивой праздничностью на ее будущую участь.

Только сейчас Бенет заметила, что дерево во дворе имело руки, и оно тянулось к чему-то, протягивая подарки Джейсону, будь то фонарик, игрушка или совсем непонятный предмет. Оно подмигивало, намекая на что-то. Бенет знала, что это лишь игра ее воображения, что пройдет ночь, наступит утро, что оно неизбежно.

Она знала, что пересекла черту, разделяющую праздник от серых буден. В дальнейшем ошеломлять ребенка обилием подарков и общением с гостями, что свалились на него нежданно-негаданно всего лишь на один день, она себе никогда не позволит. Но это было их первое совместное Рождество, а как он его проводил раньше — вряд ли ему запомнилось. Бенет отдала ему частицу нерастраченной материнской теплоты и была вознаграждена за это. Она не забудет до конца жизни, как постепенно малыш таял от восторга и улыбка не сходила с его лица.

С того дня в библиотеке, когда Бенет приняла судьбоносное для себя решение, холодный, сумрачный декабрь стал для нее солнечным месяцем. Она все чаще выбегала на улицу в легкой ветровке и ощущала, что помолодела. Только воспоминание о том дне, когда она украдкой прикалывала бумажку к пальтишку Джейсона в пустом детском зале библиотеки, собираясь потом смыться, как преступница, наполняло ее ужасом. Ей казалось, что полиция не так глупа и в конце концов доберется до нее.

Вспоминая мать, Бенет начинала сомневаться в своей нормальности. Если она нормальная женщина, то у нее должен быть мужчина. Она пригласила Иэна Рейборна в гости, назначив поздний час, чтобы быть уверенной, что Джейсон будет уже крепко спать.

Иэн согласился без колебаний на свидание в тот же вечер.

Все было понятно без всяких слов. Они заключили друг друга в объятия и поцеловались страстно и жарко и направились в спальню, и лица их светились улыбкой, когда они начали раздеваться.

Понятно было все, только непонятно, почему Джейсон из своей комнаты наверху истошно закричал:

— Мамочка! Ма-амочка!

Это сразу отключило энергию, которая притягивала их с Иэном друг к другу.