Далия Трускиновская - Как вы мне все надоели!..

– Под землю и провалилась, – усмехнулся он. – Пошли в погребок, она давно уже там. И точно, есть захотелось. Горяченького бы чего...

Понял он, что есть между бабкой-колдуньей и Денизой какой-то тайный сговор, так что угрозы свободе Малыша тут не предвидится.

Огибая квартал, чтобы попасть в погребок, поймал Дедуля за шиворот мальчишку-газетчика. Тот как раз бежал из печатни Коронного замка с пучком свеженьких «Думских ведомостей» . Взяли у него Жилло с Дедулей сложенный вдвое листок – и первым делом в краске вымазались.

Была в листке приятная новость – отменялось цветное платье, в котором до сих пор ходили крестьяне. Поскольку между ними и горожанами было равноправие – и им предписывалось носить штаны, камзолы и кафтаны установленного образца, которые куда как практичнее их нарядов. То же касалось и женщин.

Тут Жилло с Дедулей заспорили. Жилло утверждал, что в белых штанах и рубахе, с белым же узорным жилетом куда удобнее пахать и косить, чем в кафтане. Дедуля был на стороне Думы – кафтаны установленного образца неяркие, но и немаркие. Серенькие, коричневые, удобного покроя. Тут он против равноправия не возражал. Самый подходящий наряд, чтобы с украденным кошельком в толпе затеряться.

Представил себе Жилло, как крестьянам, вассалам старого графа, объявят полмесяца спустя эту новость, и стало ему уныло. Выходит, алые, бирюзовые, изумрудные, лиловые юбки в огонь полетят, что ли? И вышивки, которые от бабки к внучке передаются? И плащи зимние, огненно-рыжие с меховой оторочкой? Тоскливо это все, однако...

Перекусили все трое в погребке. Однако Денизу почитай что и не видели – она хозяйничала на кухне. Иногда выглядывала, правда, присматривала за порядком. И видно было, что вся суета в погребке ей очень даже нравилась. День перевалил за середину – не сидеть же за столом до ужина... Встали трое, расплатились, ушли.

Следующим на очереди был ювелир. Настоял Жилло на том, чтобы отдать старику всю коллекцию – тот ведь честно в Коронный замок поехал.

Принял его ювелир, лежа в постели. Совсем от потрясений расхворался.

– Ну, – говорит, – ну!.. Ну, не верил, что ты мне все отдашь!

– Это ты, старый хрен, мне голову с доносом морочил и графа под топор подставлял, – без всякой вежливости отвечает Жилло. – А теперь граф – жив, коллекция – у тебя, каждый остался при своем. И век бы я тебя больше не видел!

Повернулся и прочь наладился.

– Постой! – пищит из-под перины ювелир. – Постой, говорю! Иди сюда, сядь рядом. Тебя ведь Жилло зовут?

– Жилло, – отвечает графский слуга.

– Слушай, Жилло, ты меня сейчас на мудрую мысль навел. Я ведь кто? Я старый больной человек, и единственное, что мне в жизни дорого – эта вот коллекция, – начинает причитать ювелир. – А я уже говорил тебе, что для нас, пожилых людей, значат произведения искусства, прекрасные образцы, с создателями которых мы состязаемся...

Послушал Жилло, послушал – так получается, что за перстень с золотым цветком не то что графа молодого – полк молодых графов следовало уморить. Потому что перстень – шедевр, а граф – молодой балбес.

– Ты от хворости своей уже неведомо что несешь, – буркнул Жилло. Выздоравливай, да больше мне на дороге не попадайся!

– Да постой ты! – прямо взвыл ювелир. – Ничего ты не понял! Я же тебя наследником сделать хочу!

Жилло окаменел.

– Этого еще недоставало, – отвечает. – Что же мне, на старости лет к тебе в ученики идти? Колечки с камушками мастерить?

– Это не требуется. Главное – чтобы ты цену моей коллекции осознал! Я долго искал такого человека, чтобы ее не разбазарил бездарно, а сберег. Вот, нашел! Ты же ее сбережешь, Жилло?..

Вытянулась из-под перины старческая рука, вцепилась в полу кафтана, глаза больные смотрят снизу вверх – в лицо Жилло. Ну, только что не плачет вредный старикашка...

– Не нужна мне твоя коллекция, – пытаясь отцепить руку, заявляет Жилло. – Может, тут за каждый камушек чьей-то кровью плачено? Я же тебя, поганца, не первый день знаю! Предатель ты, и ничего больше.

– Да, Жилло, ты прав, Жилло, но жизнь человеческая коротка, вот вроде моей, а искусство вечно, и потому на первом месте должно быть именно святое искусство... – принялся канючить ювелир. – Перед искусством моя совесть чиста!

– А провались ты в болото! – рявкнул Жилло, вырвался – и к двери.

– Стой! – уже куда более бодрым голосом заорал вслед ювелир. – Я старый и больной человек, я, может, при последнем издыхании, но я сейчас встану и за тобой следом поплетусь! И я буду идти за тобой, пока ты не согласишься стать моим наследником! Только ты и сумеешь сберечь коллекцию!.. Вот умру, таскаясь за тобой, – что ты на это скажешь? А ведь умру, право, умру! И коллекцию мою разграбят, продадут по одному перстеньку...

– Но почему ты так решил? – пораженный отчаянием ювелира, спросил Жилло. – С чего ты взял, что я буду беречь твою дурацкую коллекцию? Да я, когда в кошельке пусто будет, без всяких угрызений совести ее распродавать начну!

– Не начнешь, – твердо сказал ювелир. – Ты хотя бы посмотрел, что у тебя такое в карманах лежало?

– Еще чего, – пожал плечами Жилло. – Что я, девица на выданье, что ли – побрякушками развлекаться?

– А ты посмотри, посмотри, миленький... – и ювелир потыкал пальцем в сторону стола, где кучкой лежали цепи, пряжки, браслеты и прочие блестящие штучки.

В великом недоумении взял Жилло браслет, поднес к носу – и сказал: «Ого!» На центральной пластине того браслета был тончайшим резцом награвирован золотой цветок, тот, что на королевском перстне.

– Пряжку поясную погляди, там по краю узор вьется, – посоветовал ювелир. – Медальон открой! Там этот цветок, как живой, даже роса на нем блестит прозрачная. Ложку тоже разгляди – цветок и по одну сторону черенка, и по другую... И обрати наконец внимание, какая тонкая работа! Теперь те мастера повывелись, которые эти цветы сделали. Один я остался...

– Тьфу ты... – только и мог сказать Жилло.

– Так сходишь ты за нотариусом? – спросил ювелир.

– Видно, придется... Но, старый ты черт, если это новая ловушка есть кому вышибить твои хитрые мозги, когда я в подземельях замка окажусь!

На том и порешили.

Дедуля и Малыш, узнав, что вот так просто попадает им в руки ювелирова коллекция, совсем на радостях рехнулись – к Жилло целоваться полезли. Он пробовал внушить братцам, что обязан сохранить коллекцию в целости, даже напомнил, что ювелир пока жив, хоть и скрипит. Какое там! Сопроводили братцы Жилло к нотариусу, сопроводили нотариуса с Жилло к ювелиру, пробежались по окрестным улицам – нет ли где засады. А потом сели в соседнем кабачке ждать наследника.

Наследник же совсем умаялся и взмок, отвечая на простые вопросы нотариуса. Тому непременно нужно было вписать в бумаги фамилию Жилло. И выяснилась совсем дурацкая вещь. Жилло знал фамилию дряхлого деда, у которого жил – Таденав, но полагал, что был сыном его старшей внучки. И встал вопрос: если эта внучка была дочерью дедова сына и родила Жилло в девичестве, то он тоже Таденав, но если она была дочерью дедовой дочки, то фамилия у нее может оказаться совсем другая. Жилло обнаружил, что знать ничего не знает о своей родне, да и откуда? Вырос у деда, в горах, там же учился травознайному делу, охотничал немного, потом приключения начались. Главное, не понять теперь, где все это было. И дед, скорее всего, давно помер. Вот такая дребедень...