Андрей Хазарин - Товар для Слона

Борис Олегович вдруг обнаружил, что у него приоткрылся рот и язык облизывает нижнюю губу. Шевельнул левой бровью, мысленно похлопал себя по плечу снисходительным жестом. Сделал в памяти помету Nota Bene — и отложил на потом…

Ася ехать категорически отказалась.

— Не хочу! И Слона с его хоботом сальным видеть не хочу…

Ну художница слова! Но, видимо, что-то углядела. Умеет.

— И не то место, и не те воспоминания, которые хочется пробуждать, и вообще, родители велели прибыть на дачу, огурцы поспели. Короче, не поеду. Отправляйся один…

В Сады приехали хоть и двумя машинами, но практически одновременно.

Слон устроил на месте форменный допрос. Ему было интересно, как мальчишке, он забыл свой имидж вальяжного барина, резво перебегал с места на место, расспрашивал, что видно было, и где остановился наш "Москвич", и откуда стреляли.

Я сориентировался не сразу: тогда, десять дней назад, мы попали сюда поздно вечером, после нескольких часов метаний по городу на угнанной машине; водили за собой сперва слежку, потом откровенную погоню, пока Алексей готовил здесь засаду… В темноте Сады напоминали дремучий лес, расстояния представлялись больше, кусты выше, а дома массивнее. А сейчас, при свете дня, все выглядело совсем по-другому. Но тут случайное облачко наползло на солнце, вокруг помрачнело, и я вдруг узнал над одной из крыш хрупкий скелет телевизионной антенны — тогда, ночью, небо за ней мне показалось каким-то буроватым… и угол забора, за которым я сидел на корточках и смотрел на зловещий длинный пистолет в руках у Мюллера… а потом снова полыхнуло в глазах — это когда я свалил его подножкой, он выронил оружие, но встретил меня двумя ногами в солнечное сплетение… и хлесткие брызги по щеке выбитых пулей комочков земли, и треск разбитого мобильника во внутреннем кармане куртки, и жесткую упругость спускового крючка под пальцем…

Господи, до чего же мне повезло! Тогда, в горячке, я ничего толком не прочувствовал, но сейчас, когда вспомнились холодные светлые мертвые глаза, я вдруг понял, как близко была "она." Меня передернуло — но сразу пришло на смену другое чувство: да, смерть была рядом, но я не ждал её покорно, я бился — и это "его" мертвые глаза уставились в ночное небо, а не мои! Только теперь, через десять дней, на меня в первый раз накатило ощущение победы в бою, бешеное, дикое, до багровости в глазах, до повисших у колен скрюченных пальцев…

Борис Олегович не сводил глаз с Колесникова. Тот вначале вел себя сдержанно, говорил по-военному скупо — не говорил, докладывал, — но вдруг, в какой-то важный для него момент, лицо заиграло, в нем появились отблески чувства — и Дубов ощутил, как его самого захватывает и несет… Это длилось несколько секунд, потом Колесников выпрямился, расслабились скрюченные пальцы, он неловко тряхнул головой… И Слон подумал, что, кажется, смог бы понять прелесть вуайеризма.

Дубов перевел дух. Да, напрасно подозревал. Никакого обмана не было. Это человек честный и искренний. Хотя, с другой стороны, вовсе не простофиля — сие он вполне убедительно показал в тот же вечер, когда так успешно сумел продать свой товар и войти в дело… Конечно, все его ходы и уловки видны были насквозь, но парень не вцепился когтями в предложенные деньги — и немалые! — он тоже просматривал собеседника, ему было что предложить на продажу, было чем расплатиться за собственную жизнь и жизнь своей прекрасной дамы, и он сумел выдавить из контрагента не просто деньги и не просто жизнь — он сумел заполучить право на активное существование под крылышком у Слона! И торг вел вроде бы честно и открыто, но не без ловкости и хитрости. Тем, собственно, и привлек…

Что ж это выходит? Честный и искренний человек, отличающийся хитростью и ловкостью? Не сочетается.

Борис Олегович искоса взглянул на Колесникова. Тот смотрел в сторону, нервно курил в кулак, глубоко затягиваясь, и видно было, как постепенно успокаивается у него дыхание.

Странно. Совершенно открытый, все на лице, как крик души на заборе, так где же за этим зеркалом прячется тот деловой и умный? Странно. А значит, все же подозрительно… Неужели цирк, неужели такой лицедей?

Тем временем сзади вынырнул Алексей с фляжкой в руке, протянул Колесникову, тот растерянно поднял глаза, потом кивнул, сделал глоток, резко выдохнул.

Алексей вернулся к хозяину, лаконично объяснил:

— Непривычный. Не стоило его сюда привозить.

— Но в тот вечер, — отозвался Дубов, — у меня… он держался очень уверенно, даже нагло…

— А он был только-только после драки, на волне… ну, раздухаренный.

— Подробнее! — приказал заинтересовавшийся Дубов.

— Ну, я так понимаю: те ребята, манохинские, на него с его женщиной наехали, он как-то отбился, даже тачку у них угнал, потом по городу водил, пока мы обставляли территорию, потом сам в драку влез и положил не кого-нибудь — Короля Артура! И тут же к вам попал, и что-то вы ему сказали, не знаю, меня там не было, он почуял опасность — и снова стал биться. Правильные у мужика рефлексы, он бы в нашей профессии далеко пошел, если б помоложе был…

Любопытная версия, подумал Дубов. Однако Алексей — психолог! Кто бы мог подумать! Но, по-видимому, прав. Спору нет, у него были все возможности изучить психологию бойца…

Борис Олегович не стеснялся учиться у кого угодно. Понимал, например, что в данном случае его познания не сравнить с жизненным опытом Алексея, и был готов прислушаться и использовать. Но тут же дополнил выводы бригадира собственными соображениями: способный человек с душой бойца может пойти далеко и в других профессиях…

И ещё одну деталь отметил про себя Дубов: покойный Кононенко… э-э… Артур Митрофанович, начальник охраны многоотраслевой фирмы "Татьяна", для своих сотрудников был Мюллером, то бишь главой гестапо. А вот истинные коллеги по профессии звали его куда уважительнее — Король Артур! Говорит о многом. И заставляет смотреть на Колесникова куда более внимательно…

Бригадиров бальзам на семи травах подействовал. Я ощущал, как постепенно расслабляюсь, как мир возвращается на круги своя. Слон с каким-то зализанным типом ходил по участку Иван Иваныча — вроде бы о покупке садика толковали. Алексей следовал за ними в нескольких шагах. Все группа то скрывалась за постройками и деревьями, то неожиданно появлялась на открытом месте. Я тоже зашел на участок, огляделся, прикидывая, где тут могла прятаться Аська, пока я из-за угла следил за перестрелкой, а потом дрался с Мюллером. Прошел по дорожке в северную сторону, остановился, снова закурил.

Участок доходил до самого оврага. От невысокой — по грудь проволочной изгороди спускался довольно круто вниз откос, поросший травой и кустами дикой маслины. На противоположном склоне ярусами, как сакли, тянулись кооперативные гаражи. Справа, подальше, выглядывал край высокого моста через овраг — там проходила главная дорога на Новоалексеевку. Чем-то меня это зрелище раздражало: и не дикая природа, и не законченная цивилизация. От крохотного ручейка на дне даже журчания не доходило — зато доходила гнилая вонь. Не нравилось мне это место…