Рут Ренделл - Никогда не разговаривай с чужими

Дом все еще стоял там, но узнать его было трудно. Джону помогли сориентироваться деревья, что росли перед зданием. Это были очень редкие в Англии лириодендроны. Ставшие за эти годы гораздо выше и толще, они широко раскинули густые кроны с паутиной желто-зеленых лирообразных листьев. Какая-то компания купила и отремонтировала дом. Название компании было выгравировано на металлической табличке на входных дверях. Фасад дома цвета слоновой кости блестел на солнце, крышу покрывал темно-серебристый шифер. Ранее свободный участок земли рядом с домом теперь занимало похожее на ангар здание. Всю прилегающую территорию городской совет превратил в одну пешеходную зону с замощенными дорожками, декоративными разноцветными ограждениями, высокими клумбами и соответствующим кустарником. Внизу на реке соорудили пристань для речных трамвайчиков.

Паб у Бекгейтской лестницы был открыт. В теплый летний вечер его постоянные посетители предпочли устроиться прямо на ступеньках. Над входом в бар Джон разглядел подвесные корзины с вьющейся геранью. Они были из Центра садоводства, и Джон вспомнил, как его затрясло, когда при оформлении покупки мужчина сообщил ему адрес для доставки. Джон поднялся на два марша лестницы и остановился на площадке, пытаясь представить, что чувствовал Марк, когда совершил убийство, когда понял, что Черри лежит перед ним мертвая. Но это оказалось невозможным. Он только вспомнил, как мать с возрастающим беспокойством то и дело походила к дверям с желанием броситься к телефону-автомату, тогда у них дома еще не было телефона, и как, в конце концов, на Женева-роуд пришел Марк и выглядел таким нормальным…

Он прошел пешком длинный путь, совсем не замечая дороги, и, очнувшись, обнаружил, что стоит на тротуаре напротив кошачьей лужайки. Было время кормления, но коты, вероятно, где-то отсыпались. Полная средних лет женщина с добрым лицом оставила банки с молоком и тарелки с объедками в траве, выросшей к этому времени ей почти по пояс. Интересно бы знать, какая она на самом деле? Неужели такая же, как Черри, похотливая и ненасытная, безразличная к верности и преданности, к общей морали?

Женщина заметила, что он наблюдает за ней. Это заставило ее поспешно подобрать пакет из-под молока, пустые банки, грязные вчерашние тарелки. «Она принимает меня за какого-нибудь потенциального приставалу», — подумал Джон, и такая идея, хоть и рожденная собственным воображением, не вполне понравилась ему. Почему он не такой, как многие другие мужчины? В мире, полном ужасных вещей, почему он должен оставаться в стороне, как на острове? Мужчины бывали опасны, да и женщины зачастую тоже. Он начал переходить дорогу и почувствовал реальное удовольствие, почти сексуальное, когда увидел, как женщина шарахнулась в сторону, быстро перебежала дорогу, оглянулась еще раз и нырнула в один из переулков.

Но удовольствие скоро сменилось стыдом. «Безнравственность заразна, — подумал он, — и я заражаюсь ею от других». Где-то однажды он слышал или читал фразу: «Порочные связи развращают добрые нравы». Библия или что-то из эпохи Викторианства? Нет, на Библию не похоже.

Джон посмотрел в сторону громыхающей дрожащей эстакады и увидел там, внутри центральной опоры, на высоте пяти или шести футов, приклеенный пластиковый пакет.

Они вернулись. Они пережили все, что держало их в отдалении, арест или даже заключение, и появились снова.

Последний перец был посажен и полит, и Джон занялся помидорами. Ни один из плодов еще не начал краснеть. Обычно он оставлял на кусте не более четырех плодоносящих веток, но прищипкой он займется на следующей неделе. То и дело поглядывая на часы, он принялся растворять удобрение в ведре с водой. Было уже пять минут девятого, а они договаривались встретиться в восемь. Он обильно поливал томаты, стараясь не думать о предстоящем разговоре, а направить мысли на записку, которую нашел на кошачьей лужайке.

Сообщение он снова скопировал в блокнот — странно, что продолжал таскать его в кармане, даже когда думал, что мини-Мафия разбежалась, — и, вернувшись домой, первым делом сравнил текст с первым предложением из «Брюса Партингтона». Но, как он и опасался, они поменяли шифр. Да, в последовательности им не откажешь. Судебное разбирательство, тюремное заключение и что бы там еще ни было, они остались верны своим правилам. Наступил июнь, и они изменили шифр.

Двенадцать минут девятого. Ну что ж, надо, по крайней мере, вымыть руки. Как она могла опаздывать, когда дело такое важное? Но, возможно, это Питер Моран заставил ее опоздать. Джон помыл кухонную раковину. Его поташнивало от волнения. Времени оставалось только сбегать наверх и переодеться. Но он дважды взбегал по лестнице, чтобы сбросить мешковатые брюки, клетчатую рубаху и надеть белую, новый галстук и серые фланелевые брюки. Сердце бешено колотилось.

У дома остановилась машина. «Подожди, — приказал он себе. — Не открывай двери, пока они не пойдут по дорожке». Сжав кулаки, он следил за ними из окна в спальне. Обе дверцы машины открылись одновременно, и они вышли. При виде Дженифер в легком хлопчатобумажном платье и сандалиях сердце у Джона болезненно сжалось. Длинные блестящие волосы она стянула на затылке белой ленточкой. Он перевел взгляд на Питера Морана, а затем резко развернулся и побежал вниз.

Прежде чем открыть входную дверь, Джон заставил себя немного подождать, и эти короткие мгновения ожидания показались ему длиной в жизнь. «Если они сейчас не позвонят, — мелькнуло в голове, — я кулаками вышибу эту дверь ко всем чертям». Когда же звонок все-таки зазвенел, Джон вздрогнул. Но он не двинулся с места, пока не досчитал до тридцати. Выдержать больше он был не в состоянии.

— Привет, Джон, — сказала Дженифер.

Она не выглядела ни печальной, ни счастливой. Ее лицо, как всегда, оставалось спокойным. Ни хмурого взгляда или печальных складок в уголках рта, ни легкой улыбки. Питер Моран не произнес ни слова, но Джон был уверен, что это вовсе не из-за смущения. Питер лишний раз доказывал свое пренебрежение к мнению других

— Как чудесно в саду, — проронила Дженифер, и он был счастлив, что она не сказала «в твоем саду».

Они прошли в гостиную, и Джон заметил ее взгляд на лампу, цветы в новых горшках, книги на кофейном столике. Он не мог отвести от нее глаз, хоть и понимал, что должен сделать это. Он забыл, что планировал предложить им еду и выпивку. Кофе он в доме не держал, даже растворимого. А вот вино было, целых две бутылки. Они где-то в кухне, последнее напоминание о «заседаниях» с Марком Симмсом.

— Не хотите выпить?

Дженифер явно удивилась, когда он предложил вино. А вдруг такой, новый Джон понравится ей больше, мелькнула надежда.